Библиотека Кольца Неоправославие.

Неоправославие       Ведотерика       Росичи       Библиотека     Форум

Сайт обновляется ежемесячно. Читатели, присылайте материалы для размещения.

 Напишите мне: neopravoslavie(собачка)mail(точка)ru
Собиратель.

Серия Славия

Цикл прозрение

Слово иудеям

Слово священникам

Книги христиан

Цикл познание

Цикл Русский Дух

Былины, сказки

Хорошие книги

Пишут читатели

ЦИКЛ ХОРОШИЕ КНИГИ

 Войнич Этель Лилиан

«ОВОД»

Предисловие

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15 

16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29

Оглавление

Часть третья

Глава I

Следующие пять недель Овод и Джемма прожили точно в каком-то вихре - столько было волнений и напряженной работы. Не хватало ни времени, ни сил, чтобы подумать о своих личных делах. Оружие было благополучно переправлено контрабандным путем на территорию Папской области. Но оставалась невыполненной еще более трудная и опасная задача: из тайных складов в горных пещерах и ущельях нужно было незаметно доставить его в местные центры, а оттуда развезти по деревням. Вся область кишела сыщиками. Доминикино, которому Овод поручил это дело, прислал во Флоренцию письмо, требуя либо помощи, либо отсрочки. Овод настаивал, чтобы все было кончено к середине июня, и Доминикино приходил в отчаяние. Перевозка тяжелых грузов по плохим дорогам была задачей нелегкой, тем более что необходимость сохранить все в тайне вызывала бесконечные проволочки. "Я между Сциллой и Харибдой(*79), - писал он. - Не смею торопиться из боязни, что меня выследят, и не могу затягивать доставку, так как надо поспеть к сроку. Пришлите мне дельного помощника, либо дайте знать венецианцам, что мы не будем готовы раньше первой недели июля." Овод понес это письмо Джемме. Она углубилась в чтение, а он уселся на полу и, нахмурив брови, стал поглаживать Пашта против шерсти. - Дело плохо, - сказала Джемма. - Вряд ли вам удастся убедить венецианцев подождать три недели. - Конечно, не удастся. Что за нелепая мысль! Доминикино не мешало бы понять это. Не венецианцы должны приспосабливаться к нам, а мы - к ним. - Нельзя, однако, осуждать Доминикино: он, очевидно, старается изо всех сил, но не может сделать невозможное. - Да, вина тут, конечно, не его. Вся беда в том, что там один человек, а не два. Один должен охранять склады, а другой - следить за перевозкой. Доминикино совершенно прав: ему необходим дельный помощник. - Но кого же мы ему дадим? Из Флоренции нам некого послать. - В таком случае я д-должен ехать сам. Джемма откинулась на спинку стула и взглянула на Овода, сдвинув брови: - Нет, это не годится. Это слишком рискованно. - Придется все-таки рискнуть, если н-нет иного выхода. - Так надо найти этот иной выход-вот и все. Вам самому ехать нельзя, об этом нечего и думать. Овод упрямо сжал губы: - Н-не понимаю, почему? - Вы поймете, если спокойно подумаете минутку. Со времени вашего возвращения прошло только пять недель. Полиция уже кое-что пронюхала о старике паломнике и теперь рыщет в поисках его следов. Я знаю, как хорошо вы умеете менять свою внешность, но вспомните, скольким вы попались на глаза и под видом Диэго, и под видом крестьянина. А вашей хромоты и шрама не скроешь. - М-мало ли на свете хромых! - Да, но в Романье не так уж много хромых со следом сабельного удара на щеке, с изуродованной левой рукой и с синими глазами при темных волосах. - Глаза в счет не идут: я могу изменить их цвет белладонной. - А остальное?.. Нет, это невозможно! Отправиться туда сейчас при ваших приметах - это значит идти в ловушку. Вас немедленно схватят. - Н-но кто-нибудь должен помочь Доминикино! - Хороша будет помощь, если вы попадетесь в такую критическую минуту! Ваш арест равносилен провалу вашего дела. Но Овода нелегко было убедить, и спор их затянулся надолго, не приведя ни к какому результату. Джемма только теперь начала понимать, каким неисчерпаемым запасом спокойного упорства обладает этот человек. Если бы речь шла о чем-нибудь менее важном, она, пожалуй, и сдалась бы. Но в этом вопросе нельзя было уступать: ради практической выгоды, какую могла принести поездка Овода, рисковать, по ее мнению, не стоило. Она подозревала, что его намерение съездить к Доминикино вызвано не столько политической необходимостью, сколько болезненной страстью к риску. Ставить под угрозу свою жизнь, лезть без нужды в самые горячие места вошло у него в привычку. Он тянулся к опасности, как запойный к вину, и с этим надо было настойчиво, упорно бороться. Видя, что ее доводы не могут сломить его упрямую решимость, Джемма пустила в ход свой последний аргумент. - Будем, во всяком случае, честны, - сказала она, - и назовем вещи своими именами. Не затруднения Доминикино заставляют вас настаивать на этой поездке, а ваша любовь к... - Это неправда! - горячо заговорил Овод. - Он для меня ничто. Я вовсе не стремлюсь увидеть его... - И замолчал, прочтя на ее лице, что выдал себя. Их взгляды встретились, и они оба опустили глаза. Имя человека, который промелькнул у них в мыслях, осталось непроизнесенным. - Я не... не Доминикино хочу спасти, - пробормотал наконец Овод, зарываясь лицом в пушистую шерсть кота, - я... я понимаю, какая опасность угрожает всему делу, если никто не явится туда на подмогу. Джемма не обратила внимания на эту жалкую увертку и продолжала, как будто ее и не прерывали: - Нет, тут говорит ваша страсть ко всякому риску. Когда у вас неспокойно на душе, вы тянетесь к опасности, точно к опиуму во время болезни. - Я не просил тогда опиума! - вскипел Овод. - Они сами заставили меня принять его. - Ну разумеется! Вы гордитесь своей выдержкой, и вдруг попросить лекарство - как же это можно! Но поставить жизнь на карту, чтобы хоть немного ослабить нервное напряжение, - это совсем другое дело! От этого ваша гордость не пострадает! А в конечном счете разница между тем и другим только кажущаяся. Овод взял кота обеими руками за голову и посмотрел в его круглые зеленые глаза: - Как ты считаешь, Пашт! Права твоя злая хозяйка или нет? Значит, mea culpa, mea m-maxima culpa?(*80) Ты, мудрец, наверно, никогда не просишь опиума. Твоих предков в Египте обожествляли. Там никто не осмеливался наступать им на хвост. А любопытно, удалось бы тебе сохранить свое величественное презрение ко всем земным невзгодам, если бы я взял горящую свечу и поднес ее к твоей л-лапке... Небось запросил бы опиума? А, Пашт? Опиума... или смерти? Нет, котик, мы не имеем права умирать только потому, что это кажется нам наилучшим выходом. Пофыркай, помяучь немножко, а л-лапку отнимать не смей! - Довольно! - Джемма взяла у Овода кота и посадила его на табуретку. - Все эти вопросы мы с вами обсудим в другой раз, а сейчас надо подумать, как помочь Доминикино... В чем дело, Кэтти? Кто-нибудь пришел? Я занята. - Сударыня, мисс Райт прислала пакет с посыльным. В тщательно запечатанном пакете было письмо со штемпелем Папской области, адресованное на имя мисс Райт, но не вскрытое. Старые школьные друзья Джеммы все еще жили во Флоренции, и особенно важные письма нередко пересылались из предосторожности по их адресу. - Это условный знак Микеле, - сказала она, наскоро пробежав письмо, в котором сообщались летние цены одного пансиона в Апеннинах, и указывая на два пятнышка в углу страницы. - Он пишет симпатическими чернилами. Реактив в третьем ящике письменного стола... Да, это он. Овод положил письмо на стол и провел по страницам тоненькой кисточкой. Когда на бумаге выступил ярко-синей строчкой настоящий текст письма, он откинулся на спинку стула и засмеялся. - Что такое? - быстро спросила Джемма. Он протянул ей письмо. Доминикино арестован. Приезжайте немедленно. Она опустилась на стул, не выпуская письма из рук, и в отчаянии посмотрела на Овода. - Ну что ж... - иронически протянул он, - теперь вам ясно, что я должен ехать? - Да, - ответила она со вздохом. - И я тоже поеду. Он вздрогнул: - Вы тоже? Но... - Разумеется. Нехорошо, конечно, что во Флоренции никого не останется, но теперь все это неважно; главное - иметь лишнего человека там, на месте. - Да там их сколько угодно найдется! - Только не таких, которым можно безусловно доверять. Вы сами сказали, что там нужны по крайней мере два надежных человека. Если Доминикино не мог справиться один, то вы тоже не справитесь. Для вас, как для человека скомпрометированного, конспиративная работа сопряжена с большими трудностями. Вам будет особенно нужен помощник. Вы рассчитывали работать с Доминикино, а теперь вместо него буду я. Овод насупил брови и задумался. - Да, вы правы, - сказал он наконец, - и чем скорей мы туда отправимся, тем лучше. Но нам нельзя выезжать вместе. Если я уеду сегодня вечером, то вы могли бы, пожалуй, выехать завтра после обеда, с почтовой каретой. - Куда же мне направиться? - Это надо обсудить. Мне лучше всего проехать прямо в Фаэнцу. Я выеду сегодня вечером в Борго Сан-Лоренцо, там переоденусь и немедленно двинусь дальше. - Ничего другого, пожалуй, не придумаешь, - сказала Джемма, озабоченно хмурясь. - Но все это очень рискованно - стремительный отъезд, переодевание в Борго у контрабандистов. Вам следовало бы иметь три полных дня, чтобы доехать до границы окольными путями и успеть запутать свои следы. - Этого как раз нечего бояться, - с улыбкой ответил Овод. - Меня могут арестовать дальше, но не на самой границе. В горах я в такой же безопасности, как и здесь. Ни один контрабандист в Апеннинах меня не выдаст. А вот как вы переберетесь через границу, я не совсем себе представляю. - Ну, это дело не трудное! Я возьму у Луизы Райт ее паспорт и поеду отдыхать в горы. Меня в Романье никто не знает, а вас - каждый сыщик. - И каждый к-контрабандист. К счастью. Джемма посмотрела на часы: - Половина третьего. В вашем распоряжении всего несколько часов, если вы хотите выехать сегодня. - Тогда я сейчас же пойду домой, приготовлюсь и добуду хорошую лошадь. Поеду в Сан-Лоренцо верхом. Так будет безопаснее. - Нанимать лошадь совсем не безопасно. Ее владелец... - Я и не стану нанимать. Мне ее даст один человек, которому можно довериться. Он и раньше оказывал мне услуги. А через две недели кто-нибудь из пастухов приведет ее обратно... Так я вернусь сюда часов в пять или в половине шестого. А вы за это время разыщите М-мартини и объясните ему все. - Мартини? - Джемма изумленно взглянула на него. - Да. Нам придется посвятить его в наши дела. Если только вы не найдете кого-нибудь другого. - Я не совсем понимаю - зачем. - Нам нужно иметь здесь человека на случай каких-нибудь непредвиденных затруднений. А из всей здешней компании я больше всего доверяю Мартини. Риккардо тоже, конечно, сделал бы для нас все, что от него зависит, но Мартини надежнее. Вы, впрочем, знаете его лучше, чем я... Решайте. - Я ничуть не сомневаюсь в том, что Мартини человек подходящий и надежный. И он, конечно, согласится помочь нам. Но... Он понял сразу: - Джемма, представьте себе, что ваш товарищ не обращается к вам за помощью в крайней нужде только потому, что боится причинить вам боль. По-вашему, это хорошо? - Ну что ж, - сказала она после короткой паузы, - я сейчас же пошлю за ним Кэтти. А сама схожу к Луизе за паспортом. Она обещала дать мне его по первой моей просьбе... А как с деньгами? Не взять ли мне в банке? - Нет, не теряйте на это времени. Денег у меня хватит. А потом, когда мои ресурсы истощатся, прибегнем к вашим. Значит, увидимся в половине шестого. Я вас застану? - Да, конечно. Я вернусь гораздо раньше. Овод пришел в шесть и застал Джемму и Мартини на террасе. Он сразу догадался, что разговор у них был тяжелый. Следы волнения виднелись на лицах у обоих. Мартини был молчалив и мрачен. - Ну как, все готово? - спросила Джемма. - Да. Вот принес вам денег на дорогу. Лошадь будет ждать меня у заставы Понте-Россо в час ночи... - Не слишком ли это поздно? Ведь вам надо попасть в Сан-Лоренцо до рассвета, прежде чем город проснется. - Я успею. Лошадь хорошая, а мне не хочется, чтобы кто-нибудь заметил мой отъезд. К себе я больше не вернусь. Там дежурит шпик: думает, что я дома. - Как же вам удалось уйти незамеченным? - Я вылез из кухонного окна в палисадник, а потом перелез через стену в фруктовый сад к соседям. Потому-то я так и запоздал. Нужно было как-нибудь ускользнуть от него. Хозяин лошади весь вечер будет сидеть в моем кабинете с зажженной лампой. Шпик увидит свет в окне и тень на шторе и будет уверен, что я дома и пишу. - Вы, стало быть, останетесь здесь, пока не наступит время идти к заставе? - Да. Я не хочу, чтобы меня видели на улице... Возьмите сигару, Мартини. Я знаю, что синьора Болла позволяет курить. - Мне все равно нужно оставить вас. Я пойду на кухню помочь Кэтти подать обед. Когда Джемма ушла, Мартини встал и принялся шагать по террасе, заложив руки за спину. Овод молча курил, смотрел, как за окном моросит дождь. - Риварес! - сказал Мартини, остановившись прямо перед Оводом, но опустив глаза в землю. - Во что вы хотите втянуть ее? Овод вынул изо рта сигару и пустил облако дыма. - Она сама за себя решила, - ответил он. - Ее никто ни к чему не принуждал. - Да, да, я знаю. Но скажите мне... Он замолчал. - Я скажу все, что могу. - Я мало что знаю насчет ваших дел в горах. Скажите мне только, будет ли ей угрожать серьезная опасность? - Вы хотите знать правду? - Разумеется. - Да, будет. Мартини отвернулся и зашагал из угла в угол. Потом опять остановился: - Еще один вопрос. Можете, конечно, не отвечать на него, но если захотите ответить, то отвечайте честно: вы любите ее? Овод не спеша стряхнул пепел и продолжал молча курить. - Значит, вы не хотите ответить на мой вопрос? - Нет, хочу, но я имею право знать, почему вы об этом спрашиваете? - Господи боже мой! Да неужели вы сами не понимаете почему? - А, вот что! - Овод отложил сигару в сторону и пристально посмотрел в глаза Мартини. - Да, - мягко сказал он, - я люблю ее. Но не думайте, что я собираюсь объясняться ей в любви. Меня ждет... Последние слова он произнес чуть слышным шепотом. Мартини подошел ближе: - Что ждет?.. - Смерть. Овод смотрел прямо перед собой холодным, остановившимся взглядом, как будто был уже мертв. И, когда он снова заговорил, голос его звучал безжизненно и ровно. - Не тревожьте ее раньше времени, - сказал он. - Нет ни тени надежды, что я останусь цел. Опасность грозит всем. Она знает это так же хорошо, как и я. Но контрабандисты сделают все, чтобы уберечь ее от ареста. Они - славный народ, хотя и грубоваты. А моя шея давно уже в петле, и, перейдя границу, я только затяну веревку. - Риварес! Что с вами? Я, конечно, понимаю, дело предстоит опасное - особенно для вас. Но вы так часто пересекали границу, и до сих пор все сходило благополучно. - Да, а на сей раз я попадусь. - Но почему? Откуда вы это взяли? Овод криво усмехнулся: - Помните немецкую легенду о человеке, который умер, встретившись со своим двойником?.. Нет? Двойник явился ему ночью, в пустынном месте... Он стенал, ломал руки. Так вот, я тоже встретил своего двойника в прошлую поездку в Апеннины, и теперь, если я перейду границу, мне назад не вернуться. Мартини подошел к нему и положил руку на спинку его кресла: - Слушайте, Риварес, я отказываюсь понимать эту метафизическую галиматью, но мне ясно одно: с такими предчувствиями ехать нельзя. Самый верный способ попасться - это убедить себя в провале заранее. Вы, наверно, больны или чем-то расстроены, если у вас голова забита такими бреднями. Давайте я поеду, а вы оставайтесь. Все будет сделано как надо, только дайте мне письмо к вашим друзьям с объяснением... - Чтобы вас убили вместо меня? То-то было бы умно! - Не убьют! Меня там не знают, не то что вас! Да если даже убьют... Он замолчал, и Овод посмотрел на него долгим, вопрошающим взглядом. Мартини снял руку со спинки кресла. - Ей будет гораздо тяжелее потерять вас, чем меня, - сказал он своим самым обычным тоном. - А кроме того, Риварес, это дело общественного значения, и подход к нему должен быть только один: как его выполнить, чтобы принести наибольшую пользу наибольшему количеству людей. Ваш "коэффициент полезности", как выражаются экономисты, выше моего. У меня хватает соображения понять это, хотя я не особенно благоволю к вам. Вы большая величина, чем я. Кто из нас лучше, не выяснено, но вы значительнее как личность, и ваша смерть будет более ощутимой потерей. Все это Мартини проговорил так, будто речь у них шла о котировке биржевых акций. Овод посмотрел на него и зябко повел плечами. - Вы хотите, чтобы я ждал, когда могила сама поглотит меня? Уж если суждено мне умереть, Смерть, как невесту, встречу я!(*81) Друг мой, какую мы с вами несем чепуху! - Вы-то несомненно несете чепуху, - угрюмо пробормотал Мартини. - И вы тоже. Так не будем увлекаться самопожертвованием на манер дона Карлоса и маркиза Позы(*82). Мы живем в девятнадцатом веке, и, если мне положено умереть, я умру. - А если мне положено уцелеть, я уцелею! Счастье на вашей стороне, Риварес! - Да, - коротко подтвердил Овод. - Мне всегда везло. Они молча докурили свои сигары, потом принялись обсуждать детали предстоящей поездки. Когда Джемма пришла, они и виду не подали, насколько необычна была их беседа. Пообедав, все трое приступили к деловому разговору. Когда пробило одиннадцать, Мартини встал и взялся за шляпу: - Я схожу домой и принесу вам свой дорожный плащ, Риварес. В нем вас гораздо труднее будет узнать, чем в этом костюме. Хочу кстати сделать небольшую разведку: надо посмотреть, нет ли около дома шпиков. - Вы проводите меня до заставы? - Да. Две пары глаз вернее одной на тот случай, если за нами будут следить. К двенадцати я вернусь. Смотрите же, не уходите без меня... Я возьму ключ, Джемма, чтобы не беспокоить вас звонком. Она внимательно посмотрела на него и поняла, что он нарочно подыскал предлог, чтобы оставить ее наедине с Оводом. - Мы с вами поговорим завтра, - сказала она. - Утром, когда я покончу со сборами. - Да, времени будет вдоволь... Хотел еще задать вам два-три вопроса, Риварес, да, впрочем, потолкуем по дороге к заставе... Джемма, отошлите Кэтти спать и говорите по возможности тише. Итак, до двенадцати. Он слегка кивнул им и, с улыбкой выйдя из комнаты, громко хлопнул наружной дверью: пусть соседи знают, что гость синьоры Боллы ушел. Джемма пошла на кухню отпустить Кэтти и вернулась, держа в руках поднос с чашкой черного кофе. - Не хотите ли прилечь немного? - спросила она. - Ведь вам не придется спать эту ночь. - Нет, что вы! Я посплю в Сан-Лоренцо, пока мне будут доставать костюм и грим. - Ну, так выпейте кофе... Подождите, я подам печенье. Она стала на колени перед буфетом, а Овод подошел и вдруг наклонился к ней: - Что у вас там такое? Шоколадные конфеты и английский ирис! Да ведь это п-пища богов! Джемма подняла глаза и улыбнулась его восторгу. - Вы тоже сластена? Я всегда держу эти конфеты для Чезаре. Он радуется, как ребенок, всяким лакомствам. - В с-самом деле? Ну, так вы ему з-завтра купите другие, а эти дайте мне с собой. Я п-положу ириски в карман, и они утешат меня за все потерянные радости жизни. Н-надеюсь, мне будет дозволено пососать ириску, когда меня поведут на виселицу. - Подождите, я найду какую-нибудь коробочку - они такие липкие. А шоколадных тоже положить? - Нет, эти я буду есть теперь, с вами. - Я не люблю шоколада. Ну, садитесь и перестаньте дурачиться. Весьма вероятно, что нам не представится случая толком поговорить, перед тем как один из нас будет убит и... - Она н-не любит шоколада, - тихо пробормотал Овод. - Придется объедаться в одиночку. Последняя трапеза накануне казни, не так ли? Сегодня вы должны исполнять все мои прихоти. Прежде всего я хочу, чтобы вы сели вот в это кресло, а так как мне разрешено прилечь, то я устроюсь вот здесь. Так будет удобнее. Он лег на ковре у ног Джеммы и, облокотившись о кресло, посмотрел ей в лицо: - Какая вы бледная! Это потому, что вы видите в жизни только ее грустную сторону и не любите шоколада. - Да побудьте же серьезным хоть пять минут! Ведь дело идет о жизни и смерти. - Даже и две минуты не хочу быть серьезным, друг мой. Ни жизнь, ни смерть не стоят того. Он завладел обеими ее руками и поглаживал их кончиками пальцев. - Не смотрите же так сурово, Минерва(*83). Еще минута, и я заплачу, а вам станет жаль меня. Мне хочется, чтобы вы улыбнулись, у вас такая неожиданно добрая улыбка... Ну-ну, не бранитесь, дорогая! Давайте есть печенье, как двое примерных деток, и не будем ссориться - ведь завтра придет смерть. Он взял с тарелки печенье и разделил его на две равные части, стараясь, чтобы глазурь разломилась как раз посередине. - Пусть это будет для нас причастием, которое получают в церкви благонамеренные люди. "Примите, идите; сие есть тело мое". И мы должны в-выпить вина из одного стакана... Да, да, вот так. "Сие творите в мое воспоминание..."(*84) Джемма поставила стакан на стол. - Перестаньте! - сказала она срывающимся голосом. Овод взглянул на нее и снова взял ее руки в свои. - Ну, полно. Давайте помолчим. Когда один из нас умрет, другой вспомнит эти минуты. Забудем шумный мир, который так назойливо жужжит нам в уши, пойдем рука об руку в таинственные чертоги смерти и опустимся там на ложе, усыпанное дремотными маками. Молчите! Не надо говорить. Он положил голову к ней на колени и закрыл рукой лицо. Джемма молча провела ладонью по его темным кудрям. Время шло, а они сидели, не двигаясь, не говоря ни слова. - Друг мой, скоро двенадцать, - сказала наконец Джемма. Овод поднял голову. - Нам осталось лишь несколько минут. Мартини сейчас вернется. Быть может, мы никогда больше не увидимся. Неужели вам нечего сказать мне? Овод медленно встал и отошел в другой конец комнаты. С минуту оба молчали. - Я скажу вам только одно, - еле слышно проговорил он, - скажу вам... Он замолчал и, сев у окна, закрыл лицо руками. - Наконец-то вы решили сжалиться надо мной, - прошептала Джемма. - Меня жизнь тоже никогда не жалела. Я... я думал сначала, что вам... все равно. - Теперь вы этого не думаете? Не дождавшись его ответа, Джемма подошла и стала рядом с ним. - Скажите мне правду! - прошептала она. - Ведь если вас убьют, а меня нет, я до конца дней своих так и не узнаю... так и не уверюсь, что... Он взял ее руки и крепко сжал их: - Если меня убьют... Видите ли, когда я уехал в Южную Америку... Ах, вот и Мартини! Овод рванулся с места и распахнул дверь. Мартини вытирал ноги о коврик. - Пунктуальны, как всегда, - м-минута в минуту! Вы ж-живой хронометр, Мартини. Это и есть ваш д-дорожный плащ? - Да, тут еще кое-какие вещи. Я старался донести их сухими, но дождь льет как из ведра. Скверно вам будет ехать. - Вздор! Ну, как на улице - все спокойно? - Да. Шпики, должно быть, ушли спать. Оно и не удивительно в такую скверную погоду... Это кофе, Джемма? Риваресу следовало бы выпить чего-нибудь горячего, прежде чем выходить на дождь, не то простуда обеспечена. - Это черный кофе. Очень крепкий. Я пойду вскипячу молоко. Джемма пошла на кухню, крепко сжав зубы, чтобы не разрыдаться. Когда она вернулась с молоком, Овод был уже в плаще и застегивал кожаные гетры, принесенные Мартини. Он стоя выпил чашку кофе и взял широкополую дорожную шляпу. - Пора отправляться, Мартини. На всякий случай пойдем к заставе кружным путем... До свидания, синьора. Я увижу вас в пятницу в Форли, если, конечно, ничего не случится. Подождите минутку, в-вот вам адрес. Овод вырвал листок из записной книжки и написал на нем несколько слов карандашом. - У меня он уже есть, - ответила Джемма безжизненно ровным голосом. - Разве? Ну, в-все равно, возьмите на всякий случай... Идем, Мартини. Тише! Чтобы дверь даже не скрипнула. Они осторожно сошли вниз. Когда наружная дверь затворилась за ними, Джемма вернулась в комнату и машинально взглянула на бумажку, которую дал ей Овод. Под адресом было написано: Я скажу вам все при свидании.
 

Предыдущая - Следующая

Главная