|
Часть вторая ВИКИНГИ И БОНДЭРЫ
Глава первая
1
Когда кончались запасы питьевой воды, драккары подходили к берегу.
Среди бесчисленных фиордов кормчие выбирали только те, где не было
населения.
Порой на мысах подскакивали дымки - стража предупреждала владельцев
фиордов о появлении в их водах чужих драккаров. Сигналы тревоги встречали
и провожали флотилию Оттара. Однако зоркие сторожевые посты различали и
нагруженные баржи и глубокую осадку самих драккаров: было время сбора
ярлов и купцов в Скирингссале.
Тревога была уместной. Недоверчивость и хитрость являлись свойствами,
необходимыми для существования. В этих водах никогда не было мира. В любой
час сильный брал у слабого, а сильнейший отнимал у сильного. Редкие
встречные драккары поспешно прятались в извилинах фиордов.
Оттар знал берега не хуже кормчих. Его отец и он сам часто выжимали
страндхуг в местных поселениях свободных бондэров. Законы фиордов
обязывали землепашцев бесплатно снабжать продовольствием викингов,
собравшихся в поход. Тот, кто сидел дома, должен был кормить того, кто
воевал за морем. Свободные ярлы никогда не забывали воспользоваться
выгодным правом страндхуга.
Дни быстро укорачивались, море портилось. По ночам, чтобы не потерять
друг друга, драккары палили факелы из китового жира. Дымное пламя чадило
на корме, на носу зажигали фонарь. Огонь толстой свечи новгородского воска
защищался от ветра и брызг слюдяными пластинками в медных рамках.
На короткой носовой палубе <Дракона> разбили низкую палатку из
плотной тюленьей кожи. В ней жили Гильдис и две сопровождавшие ее женщины.
Туда заползали и спали на белых медвежьих шкурах под теплыми одеялами из
светлого мягкого меха пушистого северного волка.
На рассвете Гильдис высовывала белокурую голову и видела раздутый
черно-красный парус, который выпячивался брюхом и скрывал корму. Тюки и
ящики, загромождавшие дно <Дракона>, были уложены плотно и правильно, не
нарушая равновесия драккара. Все было влажно от брызг и ночного дождя, и
повсюду спали викинги, в штанах из козьего или овечьего меха и в кожаных
кафтанах.
Попутный ветер - отдых. Не день и не ночь устанавливали на драккарах
часы сна и бодрствования, а ветер и очередь на веслах.
Оттар был где-то там, среди скорченных или вытянутых тел, в такой же
одежде и так же остро пахнущий мужским потом и мокрой шерстью козьей
шкуры. Знакомый с раннего детства аромат благородного человека, викинга...
Женщина не могла найти мужа глазами.
Гильдис вставала, потягивалась, закручивала кругом головы
распустившиеся во сне косы и спускалась вниз. Здесь, за высокими бортами и
под прикрытием паруса, ветер не чувствовался. Чуть кружилась голова от
густого запаха драккара, от смолы, сала, нечистот и старой крови, которыми
были набиты поры черного, блестящего, будто натертого сажей, дерева.
Ароматы драккара и викингов опьяняли Гильдис. Она прикасалась нежным
пальцем к толстым рукояткам положенных по бортам весел и вглядывалась в
чью-нибудь раскрытую ладонь, громадную, бурую от смолы и застаревшей
грязи, с жесткими валами поперечных мозолей от гребли. Рука викинга,
твердая, как кожа моржа, развитая рукояткой тяжелого весла, мощная и
надежная, будто кузнечные клещи или как клешня гигантского краба...
Женщина смотрела на знакомые бородатые лица. Когда мужчина спит, у него
совсем другое лицо, часто смешное...
Поднимая платье, чтобы не задеть спящих, Гильдис смело перепрыгивала
с рума на рум. Ловкая и сильная, она умела не поскользнуться на скамьях,
отлакированных гребцами до блеска. Парус преграждал путь, под ним
приходилось пролезать.
Как только Гильдис исчезала за парусом, из-под носовой палубы
высовывался траллс с глубоким ковшом на длинной рукоятке. Он ловко
размахивался и, не теряя ни капли, выплескивал за борт воду и нечистоты. В
носу и в корме драккаров были устроены особые углубления, - черпальни для
сбора воды.
Сильный мужчина, - его достаточно щедро кормили, - этот траллс лет
десять просидел под короткой носовой палубой <Дракона>. Прикованный за
ногу длинной цепью, не мешавшей работать, траллс был необходимой и ценной
частью <Дракона>. Даже во время схватки он умел выбрать время и, не мешая
викингам, выскочить с полным ковшом, сделать свое дело. Никогда он не мог
бы допустить переполнения черпальни.
Кельт по происхождению, он был ребенком захвачен фризонами и сделан
рабом. А юношей он попал к Рёкину, сменил один ошейник на другой и был
заклеймен. Он забыл свой собственный язык и не научился иному. Он сделался
почти или совсем животным, приученным на всю жизнь выполнять одни и те же
движения, как лошадь или осел, запряженные в жернов, или как мул...
Он не обращал внимания на викингов и не боялся их. Но эта белокурая
женщина и притягивала его и внушала ужас. Где-то в его отупевшем сознании
бродили смутные чудовищные образы-воспоминания. Массы людей, собравшихся
ночью к подножью холмов. Первый свет, первый луч солнца, прорвавшийся в
ущелье. И священные женщины с длинными косами, в длинных белых одеждах.
Они золотыми серпами взрезывали груди мужчин, чтобы вырвать живое сердце,
показать его восходящему солнцу, и сжечь в огне, который был разложен на
высоком жертвеннике из четырех громадных каменных плит, поставленных
торчком и прикрытых пятой. Эти женщины были прекрасны и невыразимо
страшны.
У него не было имени, он был черпальщик. Когда он слышал голос
Гильдис, он цепенел, не зная почему. Плеск воды в переполненной черпальне
приводил его в себя...
2
За парусом для Гильдис открывалась корма с двумя викингами у правила
руля и с бдительным Эстольдом. Кормчие позволяют себе отдохнуть и
довериться помощникам, когда драккар идет на веслах, но ветер - предатель.
Кормчий не должен спать, иначе он упустит превращение союзника во врага.
Гильдис находила мужа и садилась рядом, наблюдая. Оттар казался таким
же, как все викинги. Светлая, курчавая борода, коричнево-красное лицо,
глубокие орбиты с сомкнутыми синеватыми веками и руки-клещи. Разошедшиеся
завязки короткого кожаного кафтана обнажали кусок молочно-белой груди.
Женщина прикасалась к ладони, щекотала мозоли. Тщетно, он не
чувствовал. Она продолжала рассматривать мужчину. Нет, даже во сне он не
был таким, как другие. Многие викинги Нидароса были выше ростом, их руки
казались сильнее его рук, плечи шире, грудь выше. И все же можно сразу
сказать, кто ярл.
Он часто сердил ее непонятными поступками. Она ссорилась или упорно
молчала. А он всегда оставался господином, даже когда спал.
Женщина рассматривала спокойное лицо ярла и что-то мешало ей
разбудить мужа. С минуту она сидела спокойно. Потом гордость возмутилась.
Гильдис наклонилась и тихо произнесла:
- Оттар.
Этого было достаточно. Ярл открыл глаза. Казалось, он и не спал.
Гильдис не успела заметить усилия, которое сделали мускулы атлета, с
детства развитые воинскими упражнениями, как ярл уже был на ногах.
Взглянув на мужа снизу, женщина заметила, что он смотрит не на нее, а
на море. Это сразу обидело Гильдис. Она проскользнула на корму, к
Эстольду.
Оттар продолжал рассматривать берег, определяя расстояние, которое
прошли драккары во время его сна. Ему нравилось играть с женщиной,
нравились ее гордость и непокорность. Он умел спокойно смирять жену, когда
хотел и так, как хотел. Остерегаясь унизить дочь Вотана и мать будущих
носителей крови рода, он с достоинством сохранял место господина и не
позволял себе быть грубым перед огнем очага.
Да, род должен длиться, и Гильдис обязана дать сыновей чистой крови.
Вне своего дома викинг творит все, что вздумается. Но дочь Бьерна и внучка
Пардульфа - не случайная пленница в день удачного набега на низкие земли.
3
Рожденная от длинного ряда людей, живших морем и на море, Гильдис
наслаждалась путешествием.
Выдавались прекрасные дни гладкой, блестящей под солнцем воды с
белыми фонтанами китов, с вереницами кувыркающихся морских шутов -
дельфинов.
Высунувшись до пояса из палатки, Гильдис нежилась на пушистой шерсти
белого медведя. Положив подбородок на согнутые ладони, с короной белокурых
волос над лбом, гладким, как кость моржа, женщина мечтательно наблюдала,
как сгибаются и разгибаются спины пятидесяти шести гребцов на четырнадцати
румах <Дракона>. Она знала каждую спину так же, как знала лица. Ее,
несмотря на привычку, чаровало единство движений, ее баюкал безупречный
ритм, и она засыпала, не заметив мига, в который гасло сознание.
Очнувшись, Гильдис видела те же спины, те же движения и не знала,
спала она или нет. Эстольд, подбодряя и помогая гребцам, ударял в
бронзовый диск, и женщина примешивала к глубокой звучной ноте металла
мелодичные ноты своего высокого голоса. Она умела безупречно следовать
ритму и, уважая благородных гребцов, никогда не решилась бы помешать им.
Прислушиваясь к голосу жены ярла, Эстольд переставал бить в диск, а
женщина не умолкала. Отдельные ритмичные ноты сливались в песнь без слов.
Чувствуя повиновение могучих рук и тел мужчин, Гильдис пела и пела.
Она наслаждалась властью.
Весла вздымались выше и ударяли сильнее. Драккар ускорял ход.
Натягивался увлекавший баржу канат. Когда весла упирались в воду,
чувствовались рывки - встречая сопротивление, гребцы вкладывали еще больше
силы. Если Гильдис прерывала песню, раздавались хриплые, требовательные
возгласы:
- Еще! Еще!
Борода Эстольда поднималась улыбкой, и он начинал медленный ритм
диском, чтобы умерить порыв <Дракона>, наседавшего на баржу, которую тащил
<Орел>.
Из-под носовой палубы выскакивал черпальщик с полным ковшом...
Когда же хлестал дождь, когда через борта бросалось море, а драккар
то рвался, то замедлял ход, тормозимый тяжелой баржей, это было еще
прекраснее.
<Дракон> оживал в битве. Гильдис выползала из палатки. Она
закутывалась в непромокаемый плащ из тюленьей кожи, натягивала капюшон и
обнимала чудовищную голову <Дракона>. Он поднимался, прыгал, разбивал
воду, резал волны - и женщина вместе с ним. Она наслаждалась. Она умела
услышать крики боя в завываниях и в свисте ветра, в плеске ломающихся
волн, в тяжелых ударах по днищу <Дракона>. Кровожадная фантазия дочери
викингов помогала ей заметить кровавый оттенок пены. Но для полноты
наслаждения ей не хватало трупов убитых и полос крови на воде, таких же
красных, как на парусах драккаров. Утомленная, Гильдис возвращалась в
палатку. Глядя на гребцов, она находила спину Оттара, ей хотелось позвать
мужа взглядом, но он не чувствовал, что его ждут в палатке...
И Гильдис брезгливо замечала черпальщика. На голове зверя торчали
короткие черные волосы, черная борода сливалась с черной шерстью на плечах
и груди. На жилистой шее подпрыгивал широкий ошейник из позеленевшей меди.
Человекоподобное существо, предназначенное для выплескивания воды и
нечистот из драккаров сынов Вотана, неуклюже металось перед безразличным
взором Гильдис.
...Под кормовой палубой <Дракона> обитало такое же существо, двойник
по жизненному назначению и почти двойник телом и духом. Каждый драккар
имел двух черпальщиков, по числу черпален. Их кормили досыта, лучше, чем
других траллсов, потому что драккар самое ценное и любимое имущество
ярлов, а черпальщики - часть драккаров. Когда черпальщик заболевал или
впадал в безумие, мешавшее ему быть полезным, его, как сломанное весло,
выбрасывали за борт и на освободившуюся, вернее сказать, на опорожнившуюся
цепь сажали нового...
Когда черпальщики оставались одни на драккарах, поставленных у
пристаней, они могли выползать на палубы и, подняв голову над бортом,
видеть других черпальщиков. Это их развлечение, они не одни. Они могли
вспоминать, что на свете есть другие черпальщики, если хотели подумать.
Это помогало им вычерпывать воду, быть может - ощущение присутствия
другого человека, не вестфольдинга. Сознание общности судьбы...
Но не утешение своего горя чужим бедствием! Ложь, ложь! Мысль о
возможности такого утешения - это лживая выдумка господина и средство
успокоения его подлой души при его собственных неудачах.
Черпальщики молчали, им не о чем было говорить, если они еще умели
произносить слова.
Глава вторая
1
В тесном пустом фиорде, защищенном от прибоя каменной грядой,
изогнутой, как меч арабского купца, драккары Оттара брали пресную воду,
перед тем как обогнуть мыс Хиллдур.
<Змей> первым проник в фиорд с последним вздохом прилива, а <Орлу>,
<Волку> и <Дракону> пришлось бороться с отливной водой. Пока они набирали
воду, <Змей> ушел с отливом, а трем остальным драккарам пришлось выгребать
против нового прилива. Тем временем <Змей> уже далеко ушел в открытое
море.
Медленно, неотвратимо стирая границу между сушей и водой, с гор
спускался туман. Высовывая рваные языки, серая гряда лилась в море и
догоняла драккары. Иногда туман вздрагивал и подпрыгивал, как от испуга.
Ветра не стало совсем.
Кормчие боятся туманов больше бурь, и драккары спешили в открытое
море. Над серой густой мглой торчали дальние вершины гор. На самых высоких
уже белел снег. Первый посланец зимы, он не растет, как в низинах. Гильдис
вспоминала Нидарос, над которым уже носятся метели. Зима падала на
Гологаланд раньше, чем на южную оконечность страны фиордов...
<Змея> не было. Он успел уйти за Хиллдур и ждет там товарищей. Туман
догнал и утопил драккары. Путеводная оконечность Хиллдура скрылась. Стало
сыро, тепло и темно. С одного борта не было видно другого.
Подняли мачты, и на них залезли наблюдатели. Туман лежал тонким
слоем, и с мачт просматривался Палец на конце мыса. Вернув себе зрение,
кормчие ускорили бег драккаров.
Оттар висел на гибком конце мачты <Дракона>. Она была длиннее других,
и ярл видел дальше всех. Когда огибали мыс, Оттар заметил бежавшего
обратно <Змея>. За его кормой больше не было баржи!
За <Змеем> гнался такой же большой, как <Дракон>, тоже
четырнадцатирумный, драккар. Беглец и преследователь неслись в открытом
море, за рубежом туманного вала. Оттар понимал, как если бы он был на
<Змее>, рядом с кормчим: Эйнар тянул чужого в западню, как застрельщик.
Короткими выкриками, точными словами Оттар рассказал о событии и
отдал приказы. <Дракон> обрубил буксирный канат и, освободившись от баржи,
прыгнул, догоняя <Орла> и <Волка>. Там тоже бросили баржи и готовились к
бою.
Драккары вестфольдингов не боялись неожиданности. Изнутри на
костылях, в строгом и раз навсегда установленном порядке висели доспехи и
вооружение каждого бойца. Сверху шлем и подкольчужная рубаха из толстой
кожи, под ними поножи, наручни и броня или кольчуга. Щит прикрывал оружие
и латные рукавицы.
Люди, которые с детства учились искусству боя, вооружались со
сказочной быстротой, не думая. Ловко и без просьбы один помогал другому
натянуть кольчугу и застегнуть броню.
Гребцы, продолжая работать одной рукой, другой надели шлемы. А их
вооружившиеся товарищи забросили щиты за спины и, как по команде, сели на
румы, сменив очередных гребцов и давая им возможность вооружиться. Такой
порядок преследовал и еще одну цель - к схватке на веслах сидела свежая
смена. Уменье быстро изготовляться для боя всегда давало племени фиордов
преимущество при внезапных столкновениях. Драккары Оттара не потеряли ход.
На чужом драккаре могли бы заметить фигуры людей, которые бежали по
туману, как по твердой земле. Но там были слишком увлечены погоней. Им
было мало брошенной баржи; волки, преследующие сани, останавливаются перед
сброшенным предметом, люди - умнее. Обладая быстрейшим ходом, они хотели
захватить и <Змея>. Иногда восемь пар весел могут уйти от четырнадцати, но
<Змей> был тяжело нагружен.
Оттар различал головное украшение чужого драккара - громадную кабанью
морду, покрытую настоящей щетинистой шкурой. Он узнал <Кабана>
хиллдурского ярла Грольфа. Но и Грольф должен был бы узнать <Змея>. Кто в
фиордах не знал старого драккара, который носил еще Гундера? Грольф был
спутником Рёкина в его последнем походе... Он жаден, Грольф. Он ищет
легкую добычу? Он получит добычу!..
От восторга Оттар, подражая волку, тихо завыл. Начав высокой нотой,
он завершил удовлетворенным ворчаньем, как зверь, вцепившийся в теплое
горло жертвы.
Вблизи от границы тумана Оттар остановил драккары. Бывают минуты, для
которых стоило родиться на свет...
2
На носу <Кабана> стояли два ряда лучников. Выставив левую руку с
кистью, защищенной от удара тетивы кожаной рукавичкой, лучники ждали
приказа.
Передний ряд, пустив стрелы, падает на колени и накладывает на тетивы
новые стрелы, открывая цель лучникам второго ряда. Такое чередование
обеспечивает беспрерывный поток стрел.
На корме <Змея> тоже стояли лучники. Старый драккар был почти вдвое
уже <Кабана>. Это давало ему возможность терять расстояние медленно, но
места для лучников на его корме было мало. Хотя на румах <Змея> стояли
пращники, но и их было вдвое меньше, чем на <Кабане>.
Оттар был уверен, что кормчий <Змея> Эйнар видит своего ярла. Эйнар
не имел опыта старого <Змея>, однако он немногим уступал Эстольду, а
Эстольд пользовался славой лучшего кормчего земли фиордов. Оттар не мог бы
пожаловаться и на кормчих <Волка> и <Орла>. Могло ли быть иначе?
Нидаросский ярл не ограничивал кормчих традиционными тремя долями, как
прочие ярлы. И кормчие и лучшие викинги получали подарки, стоящие вторых
долей.
Времени больше не было. Оттар соскользнул с мачты и сказал Эстольду,
сказал, а не крикнул, - туман хорошо передает звук, а до <Кабана> было
всего шагов восемьсот:
- Вперед.
Течение медленно тащило драккары. Викинги, затая дыхание, сидели с
поднятыми веслами и ждали так, как умели ждать в засадах, не теряя
равнения весел.
Приказ ярла услышали на всех трех драккарах, и весла ударили воду
почти одновременно. Кормчие давали ритм шипящим свистом и сами,
прислушиваясь к плеску весел соседа, управляли рулями.
Призрачная гонка в тумане продолжалась несколько минут. Очень долго,
как показалось викингам, бесконечно для Гильдис. Палатка для женщин была
сброшена с носовой палубы <Дракона>, спутницы жены ярла спокойно
спустились вниз и прикрылись толстыми кожами от стрел и пращных ядер.
Гильдис стояла наверху, в рядах бойцов. В сверкавших серебром латах,
с длинными светлыми косами на груди и в рогатом шлеме, она покажется
валькирией, покажется прекрасной воительницей-юнглингмоер в миг, когда
<Дракон> вырвется из тумана.
Оттар не отказывал жене в прихотях, а ее посеребренные латы были не
менее прочны, чем тяжелые медные латы самого ярла. Двое викингов наблюдали
за Гильдис, они не позволят ей рискнуть жизнью.
Драккары нидаросского ярла выскочили из тумана на открытую воду, как
быки-туры вырываются в поле из леса. Теперь все кормчие отбивали самый
быстрый темп на своих звучных дисках. Пращники завертели тяжелые глиняные
и каменные ядра в кожаных сумках пращей.
Конечно, Эйнар только и ждал своих. <Змей> поднял весла по левому
борту в крутом повороте. И тут же с него в противника полетели стрелы и
камни:
<Кабан> ответил как-то нехотя. Неожиданное появление сильнейшего
привело в замешательство хиллдурского ярла. <Кабан> затормозил веслами.
А старый <Змей> показывал способности свои и Эйнара. Он уже
возвращался, отрезая <Кабану> единственный путь отступления в открытое
море. Чтобы не терять время на поворот, гребцы Грольфа пересели лицом к
носу драккара. Поздно! Они были окружены.
Четыре драккара Оттара не спеша сближались с потерявшим ход
<Кабаном>.
Хиллдурский ярл не стал дожидаться, когда на него обрушатся ливни
стрел и камней со всех сторон. Он не мог ни победить, ни уйти, это
понимали все. А погибать он не собирался. Следовало спасать себя и
дружину.
Грольф закричал Оттару:
- Сдаюсь! Сдаюсь!
Он бросил свой щит и снял шлем. Драккары сошлись так близко, что
Оттар видел пасть Грольфа, оскаленную в улыбке. Побежденный ярл
приветственно махал рукой победителю, как игрок, потерявший партию в кости
или проспоривший заклад. Грольф и делал этот условный знак побежденного
игрока - тряс рукой с растопыренными пальцами. На драккарах больше не
гребли, и течение тянуло их, как связанных, обратно на север, к мысу
Хиллдур, который был виден уже весь. Туман рассеивался, в воздухе
посвежело, будет ветер.
<Змей> подошел к <Кабану> вплотную и забросил на высокий борт
пленника абордажные крючья и багры. С <Кабана> передавали оружие и доспехи
побежденных. <Дракон>, <Орел> и <Волк> ждали, сурово нацелившись,
разоружения побежденных.
- Торопись, Грольф, торопись! - закричал Оттар, показывая рукой на
берег. Там, в опасной близости к каменной гряде, прикрывавшей от западного
ветра фиорд Грольфа, покачивалась брошенная <Змеем> баржа. Издали
казалось, что неуклюжее тяжелое судно уже вошло в белизну прибоя.
Маленькие фигурки траллсов старались грести рулем, как хвостом рыбы,
и удержать баржу. Другие траллсы, прикованные не к рулю, а к палубе баржи,
кажется, пытались вырвать кольца из балок. И траллс не всегда хочет
умирать. А эти знали, что их продадут в Скирингссале, и мечтали о другом
хозяине, вместо нидаросского ярла, чуть ли не как о свободе...
В ответ на крик Оттара Грольф бешено заметался по <Кабану>, торопя
викингов. Гибель баржи была бы дополнительно возложена на его счет. Оружие
и доспехи дружины Грольфа полетели на <Змея>. Вскоре Грольф, сохраняя
остроумие, сообщил:
- Все, клянусь мечом, который уже не мой, все!
На высотах Хиллдурского фиорда развевались тревожные дымы. Из-за
каменной гряды, куда тащило брошенную баржу, выскочили два малых драккара.
Один храбро пошел в море, а другой помчался ловить баржу.
Эйнар осмотрел <Кабана> и вернулся к себе. Старый драккар отошел от
<Кабана>. Победитель осел почти на целую доску под тяжестью трофеев.
3
Оттар обнял Грольфа и, по обычаю, выпил с ним пива из деревянного
ковша, как хозяин с гостем.
Безоружный <Кабан> болтался на коротком канате за кормой <Дракона>.
Викинги Грольфа оживленно переговаривались с викингами Оттара; большинство
из них были хорошо знакомы друг с другом, а многие были и товарищами.
Ярлы беседовали о погоде истекшего лета, о китовой и рыбной ловле, о
результатах хозяйства в своих владениях и прочих делах, имевших общий
интерес. Когда все возможные темы были тщательно и совершенно исчерпаны,
Оттар кивнул в сторону <Кабана>:
- У тебя сильный драккар, тебе можно позавидовать. Сколько сейчас на
нем викингов, девяносто, я думаю?
- Только восемьдесят шесть, Оттар, только восемьдесят шесть. И среди
них есть много стариков, утомленных морем и непогодой, и много молодых,
еще не накопивших всех знаний войны.
- Нет, Грольф, ты слишком скромен, - возразил Оттар, - клянусь твоим
мечом! Я очень хотел бы иметь таких викингов и такой драккар.
- <Кабан> совершенно гнилой, уверяю тебя, он гнилой, - настаивал
Грольф. - Я клянусь тебе священными браслетами Вотана, - хиллдурский ярл
встал и торжественно поднял правую руку с вытянутой ладонью: - <Кабан>
сгнил и стоит очень дешево, да поразит меня молот Тора, если я лгу!
Голос опытного сорокапятилетнего ярла дрогнул. Молодой сын Рёкина
холоден и жесток, как железо. Грольф предпочел бы попасть в другие руки.
На месте Оттара Грольф забрал бы пленников в свой горд, посадил на цепь и
назначил хороший, но разумный выкуп. Но горд Оттара далеко, Оттар не имеет
времени вернуться в Нидарос до зимы. Он должен назначить выкуп, немедленно
получить его и плыть дальше. Что еще можно придумать?
Конечно, Грольф не подозревал, что вся флотилия Нидароса так близка.
Его привлекала возможность легкого захвата <Змея>, который одиноко тащился
в водах Хиллдура. Проклятый туман!..
- Мне не нужен твой драккар, - успокоил пленника Оттар. - Кто из
ярлов отнимет драккар у другого ярла? Но мне очень нравятся твой меч, твой
щит и твои латы. Ты подарил бы их мне, как другу? Сколько они стоят? Я
думаю, много. Итак, поговорим о выкупе.
Грольф почувствовал легкое презрение к молодому ярлу, который теряет
время на болтовню и собирается торговаться, вместо того чтобы сразу
назначить свою цену и предупредить, что скидки не будет.
- Мое оружие стоит очень дорого, - согласился Грольф. - Клянусь
Валгаллой и прекраснейшей из воительниц юнглингмоер Гильдис, - напыщенно
воскликнул Грольф, указывая на жену ярла, - оно стоит пятисот хороших
золотых монет!
Грольф оценил в уме каждого викинга своей дружины и себя в их числе
по пяти монет и округлил итог. Сам он взял бы с Оттара или с другого
попавшего в плен ярла выкуп приблизительно по тому же расчету.
- Это хорошая цена, - согласился Оттар.
- Наши возвращаются, - вмешался Эстольд.
Из-за Хиллдура выходили, таща на канате по барже, <Орел> и <Волк>.
Несомненно, что третья баржа успела погибнуть вместе с товарами и
траллсами. <Змей> пошел на сближение с малым драккаром Грольфа, который
вел выловленную в прибое четвертую баржу, брошенную спасавшимся от погони
<Змеем>. Узкий <Лебедь> хиллдурского ярла обладал стремительным ходом и не
боялся приблизиться к перегруженной вражеской флотилии. Оставшиеся на
берегу викинги Грольфа послали <Лебедя> узнать, чем же и когда кончится
дело.
- Ты видишь, - упрекнул Грольфа Оттар, - из-за тебя я лишился баржи с
товарами и восемнадцатью траллсами, которых я хотел продать в
Скирингссале.
- Все будет возмещено, все, - поспешил успокоить Грольф, - назови
твою цену, и я выплачу тебе ее сверх пятисот золотых монет, которые ты
согласен взять за меня и моих.
Грольф уже считал, что все кончено, и с дерзким простодушием
навязывал Оттару свои условия. Нидаросский ярл улыбался, глядя в глаза
пленника. Вдруг улыбка исчезла:
- А ты не помнишь ли, Грольф, как десять лет тому назад ты ходил с
Рёкином и со мной, еще не имевшим силы мужчины, к саксам и что случилось
тогда? Тогда ты тоже клялся. И ты взял из рук саксов золото и серебро. И
ты ушел, не предупредив нас. Ты бросил нас одних, и саксы напали на нас,
когда мы не ждали нападения, так как ты открыл им дорогу. И мы едва
вырвались, а Рёкин унес в своих внутренностях смертельную саксонскую
стрелу...
- Но разве я не был прав? - искренне удивился Грольф. - Так всегда
было. Если бы саксы дали выкуп Рёкину, он поступил бы точно так же. Мы
ходим в море за добычей, а не развлекаться.
- Конечно, конечно, - согласился Оттар. - Мы свободные ярлы. И ты не
лишился чести ярла. Я не спорю, я напоминаю. Но сейчас я сильнее тебя!
Вновь улыбаясь, Оттар дружески положил руки на плечи Грольфа и
внезапно вцепился в его горло. Грольф схватил запястья молодого ярла, но
не смог оторвать его пальцы.
Оттар с холодным интересом наблюдал, как чернело лицо Грольфа. По
бороде хиллдурского ярла потекла слюна, он закрыл глаза и бессильно обвис.
Когда Грольф очнулся, Оттар предложил ему ковш не пива, а дорогого
валландского вина.
- Ты пытался смеяться надо мной, Грольф, - с беспощадной ясностью
говорил Оттар, - ты думаешь, что мы с тобой сидим не на моем <Драконе>, а
в Скирингссале, где правят старейшины тинга? Я хочу высадиться в твоем
фиорде. Я возьму все твое имущество, сожгу твой горд и на пепелище посажу
на колах тебя и твоих сыновей. На толстых колах, а не на тонких, и вы не
сумеете так быстро умереть. Сначала вороны объедят вас живыми, как тех
саксов, которые ответили мне за смерть Рёкина!
Растирая помятое горло, Грольф, упорно и мужественно торгуясь на
пороге жестокой смерти, хрипел:
- Ты можешь. Ты сделаешь все это, сделаешь. Но там тебя ждут. Мои
будут сопротивляться. И ты потеряешь много твоих викингов, потеряешь. Я не
клянусь тебе, нет, я говорю правду. И ты промедлишь здесь и не успеешь
попасть в Скирингссал. Погода портится. Тебя задержат осенние бури. Ты
будешь вынужден зимовать в чужом месте. Мои соседи прикончат тебя, чтобы
воспользоваться твоим добром и моим. Да, как ты меня. Ты тоже погибнешь...
- Пусть так! Но что тебе? Тебя и всех твоих успеют съесть вороны, -
возразил Оттар. - Поэтому ты дашь мне не пятьсот монет, и не пять тысяч,
которых у тебя нет, а просто все золото и все серебро, которое найдется в
твоем горде и в твоих тайниках. А я верну тебе и <Кабана> и твою жизнь.
- Согласен, согласен, - прокаркал Грольф.
Так нидаросский ярл победил хиллдурского. Победил, чтобы
воспользоваться победой, но не чтобы отомстить за отца. В семьях
вестфольдингов родовые связи крепились не велениями сердца, а сознанием
общности интересов. Напоминание о судьбе Рёкина, преданного Грольфом,
послужило Оттару только как прием воздействия на воображение противника...
И тогда, и значительно позже в традициях вестфольдингов и их потомков
месть имела практическое значение. Служа властительным родам, месть всегда
рассудочно подчинялась выгоде.
4
Всю длинную-длинную осеннюю ночь факелы и фонари плясали на волнах
перед Хиллдурским фиордом. Утром вернулся <Лебедь> Грольфа с посланными на
берег под командой Эстольда и Эйнара викингами Оттара. Горд хиллдурского
ярла был очищен, в нем не оставалось ни одной унции драгоценных металлов.
Тайник был опустошен, из него извлекли не только монеты, слитки и изделия,
но и все оружие, на котором оказались серебряные, золотые и бронзовые
насечки. И, как всегда бывает, все сколько-нибудь ценное...
Результаты векового грабежа, накопления рода Грольфа перешли в другие
руки. Немедленно добыча была взвешена, сосчитана, быстро оценена знатоками
и разделена на доли. Нидаросские викинги, в восторге от великолепной и
легкой добычи, утверждали, что Гильдис принесла им счастье, и потребовали
включить жену ярла, дивную юнглингмоер, в число участников дележа. Это
была необычная к высокая честь.
Итак, каждый получил по одной доле, Оттар и Гильдис тоже. Потом
четверо кормчих получили еще по две доли каждый, а ярл взял доли
драккаров, по две на каждый рум. Двадцать восемь за <Дракона>, двадцать за
<Змея>, двадцать четыре за <Орла> и шестнадцать за <Волка>, а всего
восемьдесят восемь долей. Так всегда поступали викинги всех времен. Они
тщательно делили добычу, взятую на войне и на охоте, - золото, серебро,
драгоценные камни, жемчуг, янтарь, ткани, вино, железо, утварь и другие
товары, клыки моржей, кожу и сало китов и кашалотов, тюленей и траллсов -
мужчин, женщин, детей, оцениваемых применительно к рынкам рабов...
Обиженных при дележе не бывало. То, что приносили земли горда и мастерские
с траллсами, принадлежало собственно ярлам. Но и этим молодой нидаросский
ярл расчетливо-щедро делился со своими викингами. После распределения
добычи Оттар отправился на <Кабана>. Его встретило мрачное молчание
безоружных викингов. Только тот, кто привык не расставаться с оружием,
может понять угнетение от подобного лишения. Это хуже, чем оказаться голым
зимой. Молодой ярл высыпал на ближайший рум кучку золотых монет, по три на
каждого викинга. Предупреждая удивление, он сказал:
- Кроме того, я бесплатно возвращаю вам оружие, которое вы потеряли
по вине вашего жадного и глупого ярла, - и прыгнул обратно на борт
<Дракона>.
Нидаросскому ярлу приходилось слышать рассказы о далеком южном
народе, воины которого отличались уменьем пустить в последнюю минуту
смертельную стрелу. Такую-то парфянскую стрелу Оттар и приготовил для
Грольфа.
<Змей> возвращал оружие, и гам людских голосов походил на крики
гнездующихся бакланов, потревоженных охотниками, или морских котов на
лежбище. Одни викинги нежно обнимали щиты, другие целовали клинки любимых
мечей, а третьи тянулись к <Змею> и орали в нетерпении и страхе, что о них
могут забыть...
Они вооружались, и радость проявлялась все шумнее. Они ударяли по
щитам рукоятками мечей, боевых дубин и топоров, производя странно-зловещий
грохот, и кричали в такт ударам:
- От-тар! От-тар!
Кто-то первым перепрыгнул на борт <Дракона>. За ним лавиной хлынули
другие, как на абордаж, с воем и дикими лицами. Они протягивали к ярлу
руки с оружием, они клялись в верности ярлу и его божественной жене,
похожей на валькирию, и роду Нидароса.
Оттар торжественно принимал клятву своих новых викингов.
Освобожденный <Кабан> тащился к берегу. Работали лишь четыре пары
весел из четырнадцати. С Грольфом осталось всего двадцать викингов - те,
кто имел семьи в горде хиллдурского ярла. Все одиночки и все молодые ушли
с Оттаром. А что скажут те, кто на берегу в ожидании Грольфа обсуждают
позорное поражение своего ярла и сейчас узнают о неслыханной щедрости
победителя? Они тоже уйдут?
Хиллдурский ярл осмысливал всю глубину постигшего его бедствия. Он
предвидел еще более мрачные дни. Он видел себя оставленным викингами,
брошенным почти в одиночестве, беспомощным, как обмелевший кит или краб во
время линьки. Его прикончит первый попавшийся пират или случайная шайка
поставленных вне закона изгнанников. А больше трех сотен траллсов, которые
могут понять, что их господин лишился силы?
...Оттар спал на голой палубе рядом с палаткой женщин. Моросил мелкий
ледяной дождь, и длинные волосы ярла были так же мокры, как плащ из
мохнатых козьих шкур.
В полусне Гильдис грезила о сыне, которого она даст Оттару. Она
назовет его... как? Зачем думать, Оттар сказал, что первый сын получит имя
Рагнвальд.
Драккары входили в проливы. Скирингссал близок. Викинги пели сагу
Великого Скальда:
Стремительный удар меча,
укол стрелы, блеск топора, -
и мир исчез в твоих глазах,
и моря нет, и нет друзей,
и ты один.
Но ты один на краткий миг,
Валгаллы луч бежит к тебе.
Дорога дивная небес,
она тверда, она верна,
как меч, как викинга рука.
По ней летит могучий конь,
он бел, как снег, он чист, как свет.
На нем валькирия спешит,
с ней Вотан шлет тебе привет.
Тебя он ждет, он ждет тебя,
готово место для тебя.
И вы взлетаете, как дым,
как легкий пар, как облака, -
ты и посланница небес.
Нидинг, трус, лишенный чести, после смерти отправляется в ледяную
пустыню Нифльгейм. Там он осужден вечно прозябать в студеных хижинах из
ядовитых костей гигантских змей. А судьба героев прекрасна.
Викинги гребли и пели, не обращая внимания на дождь и холод.
Восхищаясь Оттаром, опытные воины, знавшие цену побед и боль ран, говорили
о мудрости, которая умеет не только победить, но и овладеть всем
имуществом побежденных, не потеряв ни одного бойца. И вдобавок еще
усилиться после победы.
Валгалла прекрасна, однако никто не хочет и не торопится умирать. И
эта жизнь может быть не менее великолепной, чем в Валгалле, если ярл смел,
мудр и щедр, а дружина сильна!
Глава третья
1
Скирингссальский фиорд вдается далеко в сушу многочисленными
заливами, извилистыми, как щупальца кальмаров. Он глубок и закрыт от
волнений открытого моря. Здесь суша и море вместе постарались подготовить
надежные пристанища для драккаров викингов и для лодей иноземных купцов.
Беля покрытые елями и соснами горы и окрестности фиорда, ложился
первый снег. Не успев почернеть от копоти очагов, снег копился на крышах
домов чистыми пластами. Холодная вода заливов, темная и тусклая, как спина
кашалота, чуть плескалась, лениво очищая от снега береговую линию.
У пристаней и причалов и во всех удобных местах было тесно. Драккары,
лодьи купцов, баржи и лодки образовывали острова, островки и целые
плавучие мосты. Их связывали канатами, перекидывали с борта на борт трапы
и ставили теплые будки для сторожей.
Прикованным черпальщикам бросали солому и меховую одежду, иначе они
могли бы замерзнуть и перестать опорожнять черпальни, куда продолжала
собираться вода от дождей, от тающего снега и из щелей в днищах,
расшатанных трудными переходами.
В Скирингссале вечный мир. Даже кровные враги не смеют нападать один
на другого, не говоря уже о покушении на чужое имущество. Назначенные
тингом особые выборные следят за порядком с помощью тяжело вооруженной
стражи, которая содержится за счет специального налога на торговлю.
Нарушение мира в Скирингссале иногда карается смертью и всегда
изгнанием. Дозволены лишь судебные поединки и встречи в кругу для
разрешения вражды на равном оружии и с равным числом бойцов с каждой
стороны.
Однако везде есть много голодных людей и немало таких, кто смело
надеется на свое счастье и ловкость, невзирая на наглядные примеры и
напоминания в виде виселиц, колов, кругов для колесования, столбов с
железными ошейниками, которые не пустуют благодаря заботам строгих
выборных тинга. Поэтому повсюду необходимы сторожа. Можно безнаказанно
убить траллса. Но похитить его нельзя - это воровство.
Город расползается прямо от воды. Тесно, владения смыкаются дом с
домом, стена со стеной, забор с забором. Кривые улицы, переулки, улочки и
неожиданные тупики зловещего вида. Склады товаров и много веселых домов,
где викинг, досужий купец и любой человек, обладающий деньгами, находят
пиво, вино, мед, еду по своему вкусу и компанию таких же, как он.
Отсюда несется рев мужских голосов, вопли женщин, громовые песни и
порой грохот бешеных драк. Выборные тинга не входят в веселые дома, их не
касается происходящее внутри стен. Кому не нравится, может не искать
шумного и случайного общества.
Иногда драки переходят в побоища, валятся убитые. Искалеченные гуляки
и сцепившиеся, как стая псов, посетители вываливаются наружу, чтобы
продолжить схватку под открытым небом по всем правилам уличного боя,
хорошо известным скорым на руку викингам.
Тогда вмешиваются выборные тинга, и вмешиваются серьезно. Их пехота
оцепляет обезумевший квартал, а тяжело вооруженная конница бьет, давит,
режет, колет, не разбирая правого от виноватого, пока не будет
восстановлен порядок.
В таких случаях для остывших, опомнившихся драчунов одно спасение -
притвориться мертвым, так как упавших не добивают. Ведь это все же не
настоящее сражение, и в войске тинга нет гасильщиков, которые в настоящем
войске идут за бойцами и добивают раненых тяжелыми колодами-гасилами,
похожими на трамбовки мостовщиков, или молотами, удобными для дробления
шлемов и расплющивания лат.
В Скирингссале все дома, стены, склады и заборы деревянные. Камень и
глина употребляются только для очагов. В сухие летние дни Скирингссал
серый, в дожди - черный, а зимой грязно-бурый, как болотный мох, которым
траллсы забивают пазы между бревнами. С удалением от береговой линии дома
редеют и улицы обрываются, сменяясь проездами между расположившимися в
совершенном беспорядке большими и малыми усадьбами.
Вокруг Скирингссала все удобные земли хорошо возделаны. К югу, до
самых проливов, и по северному берегу, и к востоку, и в глубь земли
преобладают владения бондэров. Свободные землепашцы, бондэры по рождению
равны ярлам, они такие же потомки Вотана. Кровь одна. Племя фиордов. Но
бондэры не занимаются набегами, они сами обрабатывают земли, и купленные
траллсы в хозяйствах бондэров трудятся наравне с хозяевами. Будучи заняты
землей только летом и то не каждую неделю, бондэры не сидят без дела и
владеют многими ремеслами. Они добывают железные руды, изготовленное ими
оружие и железные изделия имеют обеспеченный сбыт. Бондэры ткут,
выделывают меха и кожи, гончарные вещи и многое другое.
Среди береговых бондэров есть отличные судостроители. Они принимают
заказы на драккары, купеческие лодьи и баржи. И без заказов торгуют
легкими лодками и челноками. Бондэры ведут торг своим зерном и своими
изделиями. Бондэры носят оружие и умеют владеть им, хотя не так хорошо,
как викинги.
Те свободные ярлы, чьи владения вкраплены в районы, заселенные
бондэрами, считаются с сильными и дружными бондэрами и остерегаются
обидеть землепашца, ремесленника, рыболова.
Старейшины бондэров говорят на тингах полным голосом, не стесняются
угрожать и приводят в исполнение свои угрозы. Некогда один король,
раздражавший народ насилиями и распутством, был избран для принесения
Вотану кровавой искупительной жертвы. Суровый приговор был вынесен
голосами бондэров и приведен в исполнение их руками.
2
Рёкин оставил Оттару в наследство усадьбу на дальней окраине
Скирингссала. На участке длиной шагов в четыреста и шириной в триста
осталось несколько десятков высоких тонких сосен с жидкими кронами. Под
ними приютился длинный и низкий общий дом викингов с двойной крышей - зал,
как в Нидаросском горде, семейные домики, как соты, дома для холостых, где
викинги спали на двухъярусных полатях, склады, конюшни, избушки-загоны
траллсов; тюрьмы для предназначенных к продаже и хлева для слуг. По мере
увеличения богатств нидаросских ярлов появлялись наспех срубленные
безобразные низкие кладовые с односкатными крышами и с дверями-воротами.
Дом самого ярла был поднят на столбах среди беспорядка кладовых.
Старые воины не так подвержены опасным для дела увлечениям и
страстям, как молодые, и обычно они скупы, недоверчивы. Викинг, который
уже не мог вертеть весло, продолжал быть в умелых хозяйских руках ярла
ценным орудием. Поэтому скирингссальский горд охраняли пятнадцать или
двадцать престарелых героев моря, которыми управлял сухопутный ныне
кормчий, безухий, однорукий, кривоногий Грам. Когда-то фризоны отрубили
ему руку, оба уха и добирались до шеи. Викинга спас случай.
Со всей жестокостью злого калеки, который готов мстить каждому более
слабому за свою беду, и с ядовитой ненавистью старика, к которому не
вернется молодость, Грам следил, чтобы не бездельничали три десятка
траллсов, бывших в его полном распоряжении.
Летом усадьба поддерживалась в порядке, заготовлялись сено и овес для
шести лошадей, дрова на зиму. Но главным занятием охранителей усадьбы была
торговля не распроданными за зиму товарами. Грам занимался торговым делом
с горячим увлечением и холодным, прозорливым расчетом. Вместо ушей у
старого викинга торчали два безобразных, как древесные грибы, обрубка, но
ни увечье, ни отпущенные по моде викингов волосы до плеч не мешали Граму
обладать тончайшим слухом.
Как брюхо волка, которому удалось загнать по насту откормленную для
стола ярла молодую лошадь и сожрать ее без помехи, в одиночестве, так и
память Грама была набита сведениями о спросе, предложении, ценах, сделках.
Грам встретил своего ярла и его жену перед воротами усадьбы и, по
праву побратимства с Рёкином, обнял Оттара своей единственной рукой. Грам
знал Оттара с первой минуты его рождения, когда Рёкин внес в общую залу
Нидаросского горда красное голое тельце мальчика и высоко поднял его,
чтобы все викинги могли видеть и засвидетельствовать законное рождение
мужчины благородной крови. Грам побежал вперед, - старые кривые ноги еще
отлично слушались, - как медведь взобрался по лестнице и исчез в доме
ярла. Когда Оттар и Гильдис вошли, Грам сидел на корточках перед громадным
камином, в котором уже давно были приготовлены сухие дрова, подтопка и
береста. Зажав кремень и трут коленями, Грам успел высечь огонь и теперь
раздувал пламя маленьким мехом, одну ручку которого он придерживал
ступней. Грам произносил заклинания, призывающие счастье к семейному
очагу.
Камин с трубой, поднимающейся над крышей, был новшеством. Высокое
сооружение из колотого гранита целиком занимало торцовую стену дома,
который весь состоял из одной комнаты. Везде в домах земли фиордов были
очаги без труб. Считали, что дым, копоть и сажа так же очищают, как огонь
и вода, что они полезны для здоровья и поддерживают силы. Люди фиордов
привыкли сидеть в дыму, пока огонь в очаге не разгорался и дым не
вытягивался через дыру в крыше или через открытую дверь.
В этом доме, благодаря камину, не было сажи. Налево помещалась
женская постель - длинные мешки, набитые пером и гагачьим пухом, под
покрывалами тонкого новгородского полотна, подушки, теплое одеяло из
тщательно подобранных красивых рысьих боков с подкладкой из спинок белок и
другое, более легкое, горностаевое, снежно-белое с бахромой из черных
хвостиков. Напротив помещалась мужская постель, из дуба, с одеялом
волчьего меха. Доски когда-то служили палубой драккара - чтобы тот, кто
ложился, и во сне ощущал неизгладимый временем любимый запах.
Покончив с разжиганием камина, Грам уселся на мужскую постель и
притянул к себе своего ярла. Говорят, что в старом пне не найдешь свежего
сока и что нечего искать улыбку на тупо-безжалостной морде кашалота. Но
лицо Грама с коричневыми щеками, рассеченными, как сухая глина, морщинами,
с бесформенным шишковатым носом, глазами в красных веках без ресниц и с
длинной, грязно-седой бородой все же умело выразить радость.
- Как ты плавал? - спросил он Оттара.
- Как всегда. Хорошо.
Граму не были нужны рассказы Оттара. Все интересное он успеет
услышать от Эстольда, Эйнара и других. Мажордом хотел сам говорить:
- Из богатой страны русских городов Гардарики привезли еще больше
льна, пушнины и меда, чем прошлым летом. Они богатеют, да, они богатеют...
Между прочим, я купил по дешевой цене двух отличных новых траллсов. Я был
вынужден удавить двух ленивых готов.
Это была мелочь, но Грам испытывал особый вид раскаяния, угрызения
жадной совести скряги, который сгоряча нанес убыток и спешит оправдаться,
хотя никто не просит оправданий. Почувствовав облегчение, Грам продолжал:
- И еще, из Хольмгарда привезли много отличного воска и очень много
прочных железных изделий и оружия, горшков, посуды, тканей. Да, это не
нравится нашим бондэрам, ха-ха! Но и мне не нравится... А за китовое сало
и кожи дают меньше, чем в прошлом году. Мясо и рыбу берут как всегда,
сколько ни предложи. И вино и мед, конечно!..
Грам быстро и точно передавал торговые новости. Нидаросский ярл
внимательно слушал, мгновенно соображая возможные выгоды или потери по
сравнению со своими предварительными расчетами.
- Мало кашалотового воска. Не знаю, почему. Говорят, что кашалоты
остались на севере. Арабы и греки ищут и хорошо дают за кашалотовый воск,
очень хорошо... А?
Грам взглядом уперся в Оттара. Ярлу нечего было таить: его охота была
удачна. Восхищенный Грам хлопнул Оттара по колену:
- Хорошо! Это очень хорошо!
Гильдис и женщины разбирали ящики и тюки с нарядами и украшениями.
Взглянув на жену ярла, Грам потихоньку сказал:
- Араб Ибн-Малек привез очень красивых женщин, очень хороших, очень
приятных, очень нежных, с мягкой кожей... А волосы, ах-а!..
Ярл презрительно дернул плечом. Сейчас он думал не о женщинах.
- Как хочешь, как хочешь, - скороговоркой согласился Грам. - И Грек
Вальдмер привез очень хороших женщин, он дает их на время и не нужно брать
их сюда, в дом, - добавил Грам потихоньку. - Но слушай, - продолжал старый
викинг, - от русских опять привезли моржовые клыки, много моржовых клыков,
больших, твердых как железо, чистых и пригодных для лучших работ. И
длинные клыки неизвестного зверя, толщиной с мою руку. Русские опять сбили
цены на моржовую кость, проклятье на них! Подумай, прежде они никогда не
имели моржовой кости. Откуда они берут? Я не мог узнать, не мог... Ты
получишь за твои клыки меньше, чем прошлым летом. А ты не встречал русских
в твоих водах или за нашим Гологаландом?
- Нет. Если бы я встретил их, я привез бы эту кость, а не они.
- Ты прав, ты прав. Я должен узнать тайну русских, должен, должен, -
внушал Грам самому себе. И он перешел к другим новостям: - Бондэры требуют
отмены страндхуга. Они все уже сговорились между собой. И чтобы
действительно никто не давал убежища изгнанным тингом... - Грам невольно
понизил голос: - Среди других они особенно называют тебя, да... - Оттар не
шевельнулся, и Грам продолжал: - И бондэры не хотят, чтобы ярлы держали
мастерские с траллсами. Я говорю верно, верно, верно. Все это - правда.
Слушай же! Ярл Гальфдан на их стороне. С ним Лодин, Троллагур, Тгорфред,
Торольф, Сивенд, Эрлинг. - Грам перечислял сильных южных ярлов, чьи фиорды
были окружены землями бондэров. - И слушай еще! На тинге Черный Гальфдан
будет избран. Да. Будет. Он будет королем!
3
Дрова в камине пылали жарким огнем. Оттару стало душно. Он распахнул
дверь и остановился на верхней ступеньке лестницы. Старый Грам выглядывал
из-за плеча ярла. Рядом они казались героем и гномом из саг, которые
рассказывают скальды.
Был легкий, приятный мороз. Серое небо опускалось к вершинам сосен
над усадьбой Оттара. Еще недавно тихий угол кипел работой. Сотни ног
растоптали и смешали с талой грязной землей чистый слой первого снега.
Трудились все викинги и не хуже траллсов. Сначала следует разгрузить баржи
и драккары, перенести товары в кладовые, а потом отдыхать. Перед викингами
открывались месяцы беззаботной, бездумной зимовки в Скирингссале, полном
развлечений.
Вместе со старыми, своими викингами Нидароса, работали новые викинги,
покинувшие Грольфа. Тоже свои. Слухи о схватке нидаросского и хиллдурского
ярлов уже бегут по Скирингссалу, ползут по фиордам. Придут новые викинги и
будут просить места на румах великодушного, щедрого, богатого ярла Оттара.
Пора спешить с заказами новых драккаров...
Сколько заказать и каких? Но есть ли время?
Гальфдан Старый, дед Гальфдана Черного, выгнал Гундера с юга. Для
себя и для своего рода Гундер сумел свить гнездо в далеком Гологаланде.
Гундер сумел забиться на север дальше всех свободных ярлов, и он расширил
землю племени фиордов. Но навсегда ли потомки Гундера обеспечены и
достаточно ли далеко отступил Гундер? Гальфдан старше Оттара на десять или
одиннадцать лет. В жизненных успехах он смог продвинуться дальше Оттара.
Черный - друг бондэров? Ложь, Оттар не мог поверить этому. Черный Гальфдан
хитер, а бондэры легковерны, хотя и упорны. Гальфдан льстит им, чтобы
подняться на их плечах. Его дед выжил Гундера с помощью бондэров. Внук
идет по стопам деда.
Рёкин мечтал о прочном союзе всех свободных ярлов и передал сыну
врожденное презрение к бондэрам. Бондэры, по крови потомки Вотана,
трудились, как траллсы, и они, по словам Рёкина, сами избрали свою долю.
Кто мешает им стать викингами, и разве мало викингов родилось под крышами
бондэров? Пока сын Вотана - бондэр, он не лучше траллса, учил Рёкин.
Это верно. Но мечты Рёкина о союзе ярлов были праздны. Для
деятельности и прочности союза нужна власть одного, на что свободные ярлы
никогда добровольно не согласятся.
Сыну Рёкина мыслилось иное. Он хотел перетянуть к себе побольше
викингов, ослабить и перебить по одному свободных ярлов, как Грольфа,
который больше не поднимет голову. В мире были Александр, великий король
греков, Этцель, великий король гуннов, Шарлемань, великий король франков.
Когда у Оттара будет достаточно силы, он сделается королем викингов, но не
бондэров, каким хочет быть Гальфдан. Бондэры будут усмирены. Часть их
превратится в викингов, а другие будут или истреблены, или станут
траллсами.
Оттар видел фиорды, полные послушными его воле драккарами, и обширные
земли, обрабатываемые траллсами и бондэрами в ошейниках рабов. Какие
набеги, походы и завоевания! Поглощена богатая Гардарика. Греки покорены и
платят дань. За Валандом лежит Рим, страна роскоши, достойная добыча.
Нидаросский ярл видел весь мир у ног страны фиордов и себя - его
повелителем.
Но Черный Гальфдан будет королем. Будет... Оттар знал силу бондэров и
обреченную раздробленность свободных ярлов. Его мысли - лишь мечты. Чтобы
передавить свободных ярлов и сделаться королем викингов, нужно иметь в
своем распоряжении десять лет и воспользоваться ими без помехи. Черный
Гальфдан передушит свободных ярлов в свою пользу. Оттару следовало
родиться на десять лет раньше...
Ему не удастся сделаться владыкой фиордов, королем Вестфольда?!
Пусть... Недоступное не существовало для практичного воображения Оттара,
невозможное не стоило даже сожаления. Нидаросский ярл был убежден, что
всегда останется самим собой и сумеет сохранить свободу. Так, как он
понимал это слово...
Глава четвертая
1
На всенародный тинг собрались в Сигтуну, расположенную на берегах
великого Маэларского озера в глубине земли фиордов. Зима связала озера,
реки и ручьи, скрепила болота и везде открыла пути. Всенародные тинги
назначаются зимой. Шли пешком, толкая санки с высоким сиденьем,
укрепленным на прочных, выгнутых лыжах. Такие санки легко катить по
проложенному следу, поместив на сиденье человека или груз, равный его
весу. Бондэр становился на задние концы лыж и скользил, отталкиваясь то
одной, то другой ногой, а с уклонов слетал птицей.
Ехали на парных вереницах собак, запряженных в низкие сани. Ехали на
оленях, как лапоны. Ехали на косматых лошадях, низкорослых, большеголовых,
но резвых и не знающих устали.
Как нити паутины стягиваются к центральному кольцу, где сидит
хозяин-паук, так все дороги, дорожки, тропы и тропочки вели в Сигтуну.
Можно было не опасаться сворачивать на свежий след, который уходил в лес,
если он начинался в нужном направлении. Это прошел кто-то, кто хорошо знал
местность и сокращал свой путь к общей цели.
Бондэры, бондэры и бондэры... Лишь изредка встречался свободный ярл
со свитой.
Оттар оставил Гильдис в Скирингссале и отправился на тинг в
сопровождении нескольких спутников. Почти никто не захотел поехать с
ярлом.
Викинги спускали в кутежах, распутстве и чудовищном обжорстве свои
доли добычи. Ярл мог приказать, его бы послушались, и он мог явиться на
тинг, окруженный великолепной свитой. Но к чему? Даже для него тинг был
чуждым делом, он сознавал это. Ему не были нужны законы и решения, законы
были чужды и стеснительны. А викинги, не рассуждая, следовали своему
инстинкту.
И что им делать в Сигтуне? Встречаться с друзьями и обсуждать общие
дела, как бондэры? Друзья сидели здесь, в веселых домах Скирингссала и в
гордах, в усадьбах ярлов. Сойтись с врагом и разрешить старую ссору?
Убийство в Сигтуне и во время тинга грозило еще более верной казнью, чем в
Скирингссале. Быть может, обсудить законы, полезные для земли фиордов?
Какие законы? Сухой земли? Викинг рожден на море, живет на море и умрет на
соленой воде! Он знает лишь право собственного своеволия. Нельзя воевать и
брать добычу в одиночку, поэтому викинг умеет подчиняться ярлу. Но любой
закон любой страны - враг.
Нидаросский ярл не собирался внушать своим викингам другие взгляды:
как дерево используют в соответствии с его прочностью и размерами, так и
человеком пользуются таким, каков он есть. Для Оттара это было несомненной
истиной. Действительно, к чему пытаться ловить китов тресковыми сетями,
бить навагу китовыми гарпунами или выращивать желуди на сосне!
Для приличия Оттар нуждался в небольшой свите, и только. Он не
чувствовал себя ни послом, ни наблюдателем. Немного любознательности,
несколько наблюдений. Он ехал как разведчик, как лазутчик.
В высокой выхухолевой шапке с бобровой тульей, в длинном плаще
черного сукна, широко отороченном горностаем, нидаросский ярл сидел в
санях рядом с Грамом. Мажордом захотел побывать в Сигтуне, чтобы
поразнюхать новости.
Плащ ярла был подбит голубым песцовым мехом и стянут тяжелыми
серебряными застежками. Под плащом был красный суконный кафтан с золотыми
грудными и нарукавными украшениями. На цепочке висел кривой арабский нож с
рукояткой белой кости, - игрушка, а не оружие для сильной руки ярла. На
тинг запрещалось являться вооруженным. На шее ярла висело тяжелое ожерелье
с цветными сверкающими камнями, выбранное для него Гильдис в тайнике
Нидаросского горда.
Гильдис... Оттар вспомнил о женщинах, которыми торговали арабские и
греческие купцы. Взять совсем или на время?..
Предупреждая пешеходов, загородивших дорогу, Грам пронзительно
закричал. Хитрый гном. Он не забыл в первый же день сказать и о женщинах.
Нет. Еще нет. И, конечно, не дома. И, вероятно, позже, когда Гильдис родит
сына.
Давая дорогу, бондэры расступились и сошли в снег. Они стояли около
своих высоких санок, ожидая, чтобы проехал свободный ярл. Могучие фигуры,
суровые лица. Одно напомнило Оттару Рёкина. <Почему бы и нет? Все дети
Вотана - братья>, - думал нидаросский ярл. Бондэры, отдающиеся труду
траллсов, заслуживали презрения. Однако же они оставались носителями
чистой, благородной крови, и для Оттара были бесконечно выше ничтожных
смешанных рас, населявших низкие земли...
Лошади шли в гору шагом, и Ярл развлекался, рассматривая бондэров.
Этот похож на Свавильда. Вот Эстольд. И кабан Грольф. Женщины были почти
так же рослы, как мужчины. Под капюшоном мелькнуло лицо, вновь, но
по-иному напомнившее о Гильдис.
<Какие викинги получились бы из них! Вне зависимости от своей воли,
они несут в себе неизменное зерно рода и передают его по наследству. Они
могли бы по праву владеть всем миром. Какие викинги!> - мечтал Оттар.
Приветствуя братьев одной крови, нидаросский ярл высоко поднял правую
руку.
И нет времени, чтобы привлечь к себе одних, подчинить других и убить
третьих. Бондэры думают о своем куске земли, о своем ремесле. Они говорят
- наша родина. Глупое слово...
- Скорее! - приказал Оттар, и сани рванулись.
Оттар догнал хаслумского ярла Фрея и пригласил его к себе. Грам
пересел в сани Фрея.
Свободный ярл Фрей, владетель Хаслум-фиорда, провел все лето в
набегах на побережья франков и Валланда. Созданная великим вождем франков,
королем Шарлеманем-Карлом, империя, рассказывал Фрей, совсем развалилась.
Его сыновья и внуки дерутся между собой за наследство или поют заклинания,
тщетно колдуют с кудесниками, которые выстригают себе на темени плешины и
носят женские платья.
На всех морских берегах, дальше датского, можно делать что угодно.
Можно плыть на юг, пока не надоест, входить в любую реку, брать добычу и
траллсов. Датский ярл Рагнар собирается весной в большой поход. Он опытный
и смелый конунг, с ним ждет удача. Нидаросский ярл будет для всех желанным
товарищем, добычи хватит, в этом нет никаких сомнений.
Оттар выразил согласие. Да, он постарается прибыть на сборный пункт,
если его не задержат противные ветра. Гологаланд далеко. Если же он
опоздает, он догонит товарищей в море... Фрей зычно захохотал:
- О чем ты думаешь? Какие ветры? Все знают, что все твои драккары
зимуют в Скирингссале, а в Нидаросе пусто!
Оттар поправился. Он хотел сказать - если не задержится постройка его
нового драккара...
Хаслумский ярл взглянул на товарища с невольным уважением. Оттару еще
нет тридцати лет и - пятый драккар! Фрею исполнилось тридцать пять лет, он
владеет тремя драккарами, и ему хватает. Он не позавидовал Оттару, он был
вполне доволен своей судьбой и удачей.
- Зачем Фрей едет на тинг?
- Просто для развлечения. Уж, конечно, не вмешиваться. Я не прочь
поглядеть на собрание бондэров и навестить храм Отца Вотана.
- Говорят, Черный Гальфдан будет избран королем.
Фрей опять захохотал:
- Какое нам дело? Если бы такое ярмо навалили на тебя или на меня,
стоило бы подумать, что с ним делать или как избавиться. Я не знаю, что я
делал бы королем. Но этого не случится, клянусь Утгардом и Локи. Волей
Вотана - мы свободные ярлы. Нет ничего лучшего.
<И все они таковы, - думал Оттар. - Свободные ярлы? Как дети, которые
знают день лишь до вечера>. Оттар напомнил хаслумскому ярлу о требованиях
бондэров отменить страндхуг, запретить ярлам давать убежище изгнанникам.
Оттар говорил об обещаниях Гальфдана ограничить свободу ярлов. Фрей слушал
с трудом, морща лоб и теряя нить. Он махнул рукой:
- Вздор. Как всегда было, так и останется. Ты говоришь - страндхуг.
Бондэры ворчали еще при наших дедах. А мы с тобой выжимали страндхуг и
будем выжимать. - И Фрей принялся с увлечением и с бесконечными
подробностями рассказывать нидаросскому ярлу о пленницах, которых он
наловил в Завалландской стране. Так хаслумский ярл называл берег, куда он
смело добрался после трудного, более чем месячного плавания вдоль
западного берега Валланда. Фрей любил плыть куда глаза глядят.
Оттар знал хаслумского ярла как бесстрашного и умелого воина. Подобно
Оттару, Фрей начал плавать маленьким мальчиком. Этот ярл, который не умеет
думать, но отлично сражается, был бы хорошим оружием в руке Оттара... Если
бы...
А быть может, ненавистный Черный Гальфдан все же не будет избран?
...Тинг открылся на льду Маэларского озера. Громадные толпы людей
густо окружили остров, где разместились старейшие.
Король умер весной. Кому быть королем? Все лето, всю осень и первую
половину зимы жители озер, рек, гор и долин и морских берегов судили -
кому быть? Об этом говорили, встречаясь на дорогах, навещая соседей, на
рынках, на общинных тингах.
Свободные ярлы сидели в своих фиордах и носились в открытых морях за
добычей. Свободные ярлы смотрели из земли фиордов в другие земли и им не
было дела до короля, до земли, которая видела их рождение. А бондэрам был
нужен король, который понимал бы их желания. Бондэры нуждались в мире, а
ярлы со своими викингами - в войне. Ярлы, отправляясь за добычей, выжимали
из бондэров страндхуг. Бондэры не знали и не хотели знать, откуда взялось
это чудовищное, несправедливое право ярлов.
Ярлы привозили из набегов траллсов, возделывали их руками свои поля;
ярлы заставляли траллсов изготовлять всевозможные товары и, торгуя,
сбивали цены на хлеб и на вещи. Бондэры не могли соперничать с ярлами на
рынке, так как труд траллса, которого выжимают как болотный мох и спешат
уничтожить и заменить новым, когда он уже не может работать, но еще хочет
есть, - труд траллса дешевле труда свободного человека. Бондэры знали,
чего они хотят. Старейшие знали желания и выбор бондэров, и бондэры были
уверены в старейших.
Горд ярла Гальфдана Черного лежал среди земель бондэров, и ярл был
добрым соседом. На его полях и в его мастерских работали отпущенники и
вольные рабочие, среди которых траллсы были не слишком заметны. Часть
своих обширных владений Гальфдан сдавал бондэрам в вечную, от отца к сыну,
аренду. Бондэры-арендаторы платили Черному скромную дань, и это было
справедливо, так как они получили от ярла-владетеля очищенную от леса,
пригодную для пашни землю.
Никакой викинг не осмеливался выжимать страндхуг вблизи владений
Черного Гальфдана. Строгий ярл поклялся, что он будет преследовать
воспользовавшегося жестоким и несправедливым законом страндхуга до края
моря и еще дальше, до черной ямы Утгарда.
Свободные ярлы знали способность Гальфдана сдержать клятву и
остерегались раздражить Черного.
Оттар и другие приехавшие на тинг ярлы собрались маленькой кучкой в
стороне от тесной толпы. До них не доходило ни слова из того, что говорили
старейшие, но, по обычаю тингов, стоявшие впереди передавали по цепям суть
произносимых речей: Черный Гальфдан, Гальфдан, страндхуг, народ, Гальфдан,
интересы народа, страндхуг, грабеж, повиновение закону, Гальфдан и опять
Гальфдан...
Да... Чем дальше от берега, тем больше изменяются люди. Семьи
прибрежных бондэров, привыкнувшие к морю, давали викингам не только
страндхуг, но и свежее пополнение, новых воинов. Дети Вотана, осевшие уже
в четверти дня от моря, думали о всех вещах, кроме жизни на драккарах и
славной добычи.
Оттар обошел толпу, - для этого потребовалось немало времени, - и
проник в священную рощу, где находился храм Отца Вотана. Снег под вечными
дубами был вытоптан, как на улицах. Всюду виднелись следы ночевок: в
ожидании тинга неприхотливые люди проводили здесь одну, две или три ночи
на снегу, закутавшись в шкуры зверей.
Что-то белело высоко среди голых черных ветвей. На могучем суку дуба
висело обнаженное тело человека. Оттар подошел ближе и с любопытством
взглянул на скорченный труп. Мертвое лицо сохранило выражение ужаса.
Глазницы были пусты, - дело воронов.
Эта жертва Великим Богам висела с краю. Ближе к храму трупы были
подвешены целыми гроздьями. Не только человеческие, также и лошади, козы,
олени, кабаны. Боги принимали всех, в ком текла теплая алая кровь. Заметив
угол громадной стены, сложенной из дубовых стволов чудовищной толщины,
нидаросский ярл остановился.
Жрецы Вотана жалуются: дети Вотана охладели к культу Богов. Некогда
для жертв не хватало ветвей на деревьях священной рощи, а в храме - места
для приношений.
Оттар вспомнил историю короля, спрятавшего бесчестно похищенное
золото под шкурами козлов, запряженных в колесницу Тора. Бог Тор
безразлично сохранял украденное. Так же безразлично и сейчас он стоит за
дубовой стеной и не слушает тинга...
Вотан живет в боях, радуется победам и удачным захватам. Великому
Отцу служат мечом, топором, копьем и стрелой. Из дубов, которые срубили
для храма, следовало бы построить не стены, а драккары.
Оттар отвернулся от храма, у него не было желания войти внутрь. Это
не храм, а кладбище Богов. Здесь они, лишенные чистого воздуха открытых
морей, задыхаются и умирают, не дождавшись дня Рагнаради.
2
Оттар прислонился к дубу. Задумавшись, он не замечал, что над ним
висят два окоченелых трупа, человек и волк, прильнувшие один к другому в
трагическом уродстве насильственной преждевременной смерти.
Свободный ярл очнулся от хруста снега под ногами людей. Группа людей
в длинных плащах с тащившейся по снегу бахромой медленно и молча двигалась
к храму среди дубов. Впереди, опустив голову, шел мужчина среднего роста с
короткой завитой бородой. Темно-зеленый плащ, удерживаемый бронзовой
застежкой, свисал с одного плеча и волочился по снегу. Голова с копной
слишком темных для потомков Вотана волос была обнажена, и длинные пряди
падали на плечи. Латы покрывали грудь.
Человек прошел в трех шагах от Оттара, не заметив нидаросского ярла.
Темноволосого догнал худой и безусый юноша. Костлявый, с большими руками и
ногами, он напомнил Оттару подросшего щенка крупнопородного волкодава.
Юноша дружески поправил плащ на плечах темноволосого и что-то сказал.
Мужчина обернулся, встретился глазами с Оттаром и приветственно поднял
руку. Оттар ответил тем же традиционным движением.
Черный ярл Гальфдан с сыном Гаральдом!.. С таким же успехом он мог бы
показать Оттару обнаженный клинок или стрелу, знаки вражды и войны.
Спокойный, хитрый... И осторожный. Он не расстается с латами! Наверное, и
меховая шапка, которую он несет в руке, подбита не гагачьим пухом, а
железом. Под его плащом и под плащами его спутников найдутся не только
латы, но и мечи. Любимец бондэров. Король не моря, а земли.
Оттар вышел на опушку священной рощи в ту минуту, когда раздались
первые торжествующие крики:
- Гальфдан, Гальфдан!
Вначале нестройные, как треск грома в ущельях, крики делались
ритмичными. Дружный и мощный выкрик: <Гальф!> - сменялся могучим ударом:
<дан!>, от которого, как от молота, казалось, сейчас треснет лед
Маэларского озера.
Над священной рощей поднимались встревоженные вороны, которые жили на
дубах и кормились жертвами. Крупные, черные как уголь птицы крутыми
спиралями взвивались в пасмурное зимнее небо и сбивались в стаю. Следуя за
вожаком, стая вытянулась и понеслась над рощей и над тингом круговым
полетом, почти замыкая кольцо. Живой браслет Вотана...
Гальфдан избран. Церемония коронации не интересовала Оттара. Черный
поклянется отменить страндхуг, бороться со своевольством свободных ярлов,
пресечь укрывательство преступников и сделать многое другое, все на пользу
бондэров.
Толпа втягивалась в рощу. Тинг шел к храму. Здесь были все дети
Вотана, обрабатывающие землю, дерево, металлы. Если не сами, то их
представители. Чей-то голос позвал:
- Эй, ярл! Эй!
Оттар не пошевелился. Внезапно перед ним оказались несколько
бондэров, и один подошел к нему вплотную.
- Ты не узнаешь меня? - спросил он ярла. Не ожидая ответа, бондэр
злобно выдохнул почти в лицо ярла густой запах пива и злобные слова: - Ха!
А я тебя узнал. Я помню тебя, проклятая акула! Страндхуг сдох, понимаешь?
Сдох! Если ты еще раз попробуешь явиться к нам, - и бондэр захлебнулся от
ярости, - мы встретим тебя топорами! А если ты обидишь нас, король выжжет
твою берлогу, и ты будешь висеть, висеть, висеть! Молчишь? Ага, здесь ты
молчишь?!
Бондэр размахнулся для удара. Сейчас же товарищи, безгласно внимавшие
его крикам, набросились на потерявшего голову нарушителя мира тинга.
Бондэр ворчал и пытался стряхнуть с себя друзей, как медведь собачью стаю.
Оттар холодно смотрел на возню. Ярл мог бы одними кулаками
расправиться с неловким богатырем, тело которого одеревенело от
однообразного неблагородного труда. Он мог бы расправиться и с его
товарищами, прежде чем они сообразят, откуда рушатся удары на их бородатые
челюсти.
Владетель Нидароса помнил, какими глазами этот бондэр смотрел на
викингов, свежевавших взятую из его хлева свинью, одну из двух по праву
страндхуга. Прельщенный ростом и шириной груди богатыря, Оттар предложил
ему бросить недостойную жизнь земляного червя, сменить заступ и соху на
весло и меч. Тогда бондэр не ответил. Здесь он нашел язык.
В группе свободных ярлов Оттара приветствовал новый человек,
владетель Сёмскилен-фиорда Гольдульф. Восемь или девять лет назад дядя
Гольдульфа, тоже Гольдульф, был случайно убит на улицах
Хольмгарда-Новгорода.
Обняв Оттара, Гольдульф шепнул ему на ухо:
- В Скирингссал вернемся вместе. Я должен переговорить с тобой.
Конечно, предстоит еще одно предложение общего набега, второе после
уже сделанного хаслумским ярлом Фреем. Так бывало каждую зиму. Ярлы
создают союзы-сообщества, клянутся, отказываются от клятв, потом опять
соглашаются - и так до самой весны. Много ловких и пышных речей, взаимных
интриг.
Рёкин, мечтая создать прочный, постоянный союз ярлов, принимал
участие в сообществах, принимал участие в общих походах. Он ушел вместе с
Грольфом и поплатился преждевременной Валгаллой. Оттар до сих пор плавал в
набеги один и не мог пожаловаться на неуспех. Получая предложения,
нидаросский ярл не отказывался от сообщества, но опаздывал на сборные
пункты. Так проще. Свое дело следует делать молча.
Оттар не спеша отошел от толпы ярлов и свиты. Гольдульф следовал за
ним.
- Скажи здесь, - предложил нидаросский ярл сёмскиленскому. - Любое
дело, достойное викинга, можно изложить в двух словах.
- Да, - согласился Гольдульф. - Мое дело достойно викинга. Но оно
требует долгой беседы и полной тайны под торжественной клятвой.
Оттар невольно вздрогнул. Глядя Гольдульфу прямо в глаза, он шепотом
спросил:
- Гальфдан?
Живое и хитрое лицо Гольдульфа выразило столько недоумения, что в его
искренности не приходилось сомневаться.
- Какой Гальфдан? - спросил он, еле сдержав голос. - Этот, Черный?
Что нам до него? Нет, мы будем говорить о настоящем деле.
Только набег... Что другое могут выдумать эти ярлы? Они начнут
соображать, лишь когда увидят своими глазами, как под их ногами запылают
фиорды. Они не понимают и не поймут, что именно этот тинг и был днем
Рагнаради для свободных ярлов и викингов.
- Конечно, мы вернемся в Скирингссал вместе, - любезно согласился
Оттар.
|
Напишите мне: neopravoslavie(собачка)mail(точка)ru
