Библиотека Кольца Неоправославие.

Неоправославие       Ведотерика       Росичи       Библиотека     Форум

Сайт обновляется ежемесячно. Читатели, присылайте материалы для размещения.

 Напишите мне: neopravoslavie(собачка)mail(точка)ru
Собиратель.

Серия Славия

Цикл прозрение

Слово иудеям

Слово священникам

Книги христиан

Цикл познание

Цикл Русский Дух

Былины, сказки

Хорошие книги

Пишут читатели

ЦИКЛ ХОРОШИЕ КНИГИ

 Войнич Этель Лилиан

«ОВОД»

Предисловие

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15 

16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29

Оглавление

Часть третья

Глава V

Целую неделю Овод не мог оправиться от приступов мучительной болезни, и страдания его усиливались тем, что перепуганный и обозленный полковник велел не только надеть ему ручные и ножные кандалы, но и привязать его к койке ремнями. Ремни были затянуты так туго, что при каждом движении врезались в тело. Вплоть до вечера шестого дня Овод переносил все это стоически. Потом, забыв о гордости, он чуть не со слезами стал умолять тюремного врача дать ему опиум. Врач охотно согласился, но полковник, услышав о просьбе, строго воспретил "такое баловство": - Откуда вы знаете, зачем ему понадобился опиум? Очень возможно, что он все это время только притворялся и теперь хочет усыпить часового или выкинуть еще какую-нибудь штуку. У него хватит хитрости на что угодно. - Я дам ему небольшую дозу, часового этим не усыпишь, - ответил врач, едва сдерживая улыбку. - Ну, а притворства бояться нечего. Он может умереть в любую минуту. - Как бы то ни было, а я не позволю дать ему опиум. Если человек хочет, чтобы с ним нежничали, пусть ведет себя соответственно. Он вполне заслужил самые суровые меры. Может быть, это послужит ему уроком и научит обращаться осторожно с оконными решетками. - Закон, однако, запрещает пытки, - позволил себе заметить врач, - а ваши "суровые меры" очень близки к ним. - Насколько я знаю, закон ничего не говорит об опиуме! - отрезал полковник. - Дело ваше. Надеюсь, однако, что вы позволите снять по крайней мере ремни. Они совершенно излишни и только увеличивают его страдания. Теперь нечего бояться, что Риварес убежит. Он не мог бы и шагу сделать, если б даже вы освободили его. - Врачи, дорогой мой, могут ошибаться, как и все мы, смертные. Риварес привязан к койке и пусть так и остается. - Но прикажите хотя бы отпустить ремни. Это варварство - затягивать их так туго. - Они останутся, как есть. И я прошу вас прекратить эти разговоры. Если я так распорядился, значит, у меня были на то свои причины. Таким образом, облегчение не наступило и в седьмую ночь. Солдат, стоявший у дверей камеры Овода, дрожал и крестился, слушая его душераздирающие стоны. Терпение изменило узнику. В шесть часов утра, прежде чем уйти со своего поста, часовой осторожно открыл дверь и вошел в камеру. Он знал, что это серьезное нарушение дисциплины, и все же не мог уйти, не утешив страдальца дружеским словом. Овод лежал не шевелясь, с закрытыми глазами и тяжело дышал. С минуту солдат стоял над ним, потом наклонился и спросил: - Не могу ли я сделать что-нибудь для вас, сударь? Торопитесь, у меня всего одна минута. Овод открыл глаза. - Оставьте меня, - простонал он, - оставьте меня... И, прежде чем часовой успел вернуться на свое место, Овод уже заснул. Десять дней спустя полковник снова зашел во дворец, но ему сказали, что кардинал отправился к больному на Пьеве д'Оттаво и вернется только к вечеру. Когда полковник садился за обед, вошел слуга и доложил: - Его преосвященство желает говорить с вами. Полковник посмотрел в зеркало: в порядке ли мундир, принял торжественный вид и вышел в приемную. Монтанелли сидел, задумчиво глядя в окно и постукивая пальцами по ручке кресла. Между бровей у него лежала тревожная складка. - Мне сказали, что вы были у меня сегодня, - начал кардинал таким властным тоном, каким он никогда не говорил с простым народом. - И, вероятно, по тому же самому делу, о котором и я хочу поговорить с вами. - Я приходил насчет Ривареса, ваше преосвященство. - Я так и предполагал. Я много думал об этом последние дни. Но прежде чем приступить к делу, мне хотелось бы узнать, не скажете ли вы чего-нибудь нового. Полковник смущенно дернул себя за усы. - Я, собственно, приходил к вам за тем же самым, ваше преосвященство. Если вы все еще противитесь моему плану, я буду очень рад получить от вас совет, что делать, ибо, по чести, я не знаю, как мне быть. - Разве есть новые осложнения? - В следующий четверг, третьего июня, Corpus Domini, и вопрос так или иначе должен быть решен до этого дня. - Да, в четверг Corpus Domini. Но почему вопрос должен быть решен до четверга? - Мне очень неприятно, ваше преосвященство, что я как будто противлюсь вам, но я не хочу взять на себя ответственность за спокойствие города, если мы до тех пор не избавимся от Ривареса. В этот день, как вашему преосвященству известно, здесь собираются самые опасные элементы из горцев. Более чем вероятно, что будет сделана попытка взломать ворота крепости и освободить Ривареса. Это не удастся. Уж я позабочусь, чтобы не удалось, в крайнем случае отгоню их от ворот пулями. Но какая-то попытка в этом роде безусловно будет сделана. Народ в Романье дикий и если уж пустит в ход ножи... - Надо постараться не доводить дело до резни. Я всегда считал, что со здешним народом очень легко ладить, надо только разумно с ним обходиться. Угрозы и насилие ни к чему не приведут, и романцы только отобьются от рук. Но почему вы думаете, что затевается новая попытка освободить Ривареса? - Вчера и сегодня утром доверенные агенты сообщили мне, что в области циркулирует множество тревожных слухов. Что-то готовится - это несомненно. Но более точных сведений у нас нет. Если бы мы знали, в чем дело, легче было бы принять меры предосторожности. Что касается меня, то после побега Ривареса я предпочитаю действовать как можно осмотрительнее. С такой хитрой лисой надо быть начеку. - В прошлый раз вы говорили, что Риварес тяжело болен и не может ни двигаться, ни говорить. Значит, он выздоравливает? - Ему гораздо лучше, ваше преосвященство. Он был очень серьезно болен... если, конечно, не притворялся. - У вас есть повод подозревать это? - Видите ли, врач вполне убежден, что притворства тут не было, но болезнь его весьма таинственного характера. Так или иначе, он выздоравливает, и с ним стало еще труднее ладить. - Что же он такое сделал? - К счастью, он почти ничего не может сделать, - ответил полковник и улыбнулся, вспомнив про ремни. - Но его поведение - это что-то неописуемое. Вчера утром я зашел в камеру предложить ему несколько вопросов. Он слишком слаб еще, чтобы приходить ко мне. Да это и лучше - я не хочу, чтобы его видели, пока он окончательно не поправится. Это рискованно. Сейчас же сочинят какую-нибудь нелепую историю. - Итак, вы хотели допросить его? - Да, ваше преосвященство. Я надеялся, что он хоть немного поумнел. Монтанелли посмотрел на своего собеседника таким взглядом, как будто изучал новую для себя и весьма неприятную зоологическую разновидность. Но, к счастью, полковник поправлял в это время портупею и, ничего не заметив, продолжал невозмутимым тоном: - Не прибегая ни к каким чрезвычайным мерам, я все же был вынужден проявить некоторую строгость - ведь как-никак у нас военная тюрьма. Я полагал, что некоторые послабления могут оказаться теперь благотворными, и предложил ему значительно смягчить режим, если он согласится вести себя прилично. Но как вы думаете, ваше преосвященство, что он мне ответил? С минуту глядел на меня, точно волк, попавший в западню, а потом прошептал: "Полковник, я не могу встать и задушить вас, но зубы у меня довольно крепкие. Держите свое горло подальше". Он неукротим, как дикая кошка. - Меня это нисколько не удивляет, - спокойно ответил Монтанелли. - Теперь ответьте вот на какой вопрос: вы убеждены, что присутствие Ривареса в здешней тюрьме угрожает спокойствию области? - Совершенно убежден, ваше преосвященство. - Следовательно, для предотвращения кровопролития необходимо так или иначе избавиться от него перед праздником? - Я могу лишь повторить, что, если он еще будет здесь в четверг, побоища не миновать, и, по всей вероятности, очень жестокого. - Значит, если его здесь не будет, то минует и опасность? - Тогда все сойдет гладко... в худшем случае, немного покричат и пошвыряют камнями. Если ваше преосвященство найдет способ избавиться от Ривареса, я отвечаю за порядок. В противном случае будут серьезные неприятности. Я убежден в том, что подготовляется новая попытка освободить его, и этого можно ожидать именно в четверг. А когда заговорщики узнают, что Ривареса уже нет в крепости, все их планы отпадут сами собой, и повода к беспорядкам не будет. Если же нам придется давать им отпор и в толпе пойдут в ход ножи, то город, по всей вероятности, будет сожжен до наступления ночи. - В таком случае, почему вы не переведете Ривареса в Равенну? - Видит бог, ваше преосвященство, я бы с радостью это сделал. Но тогда его, вероятно, попытаются освободить по дороге. У меня не хватит солдат отбить вооруженное нападение, а у всех горцев имеются ножи или кремневые ружья. - Следовательно, вы продолжаете настаивать на военно-полевом суде и хотите получить мое согласие? - Простите, ваше преосвященство: единственное, о чем я вас прошу, - это помочь мне предотвратить беспорядки и кровопролитие. Охотно допускаю, что военно-полевые суды бывают иногда без нужды строги и только озлобляют народ, вместо того чтобы смирять его. Но в данном случае военный суд был бы мерой разумной и в конечном счете милосердной. Он предупредит бунт, который сам по себе будет для нас бедствием и, кроме того, может вызвать введение трибуналов, отмененных его святейшеством. Полковник произнес свою короткую речь с большой торжественностью и ждал ответа кардинала. Ждать пришлось долго, и ответ поразил его своей неожиданностью: - Полковник Феррари, вы верите в бога? - Ваше преосвященство! - Верите ли вы в бога? - повторил Монтанелли, вставая и глядя на него пристальным, испытующим взглядом. Полковник тоже встал. - Ваше преосвященство, я христианин, и мне никогда еще не отказывали в отпущении грехов. Монтанелли поднял с груди крест: - Так поклянитесь же крестом искупителя, умершего за вас, что вы сказали мне правду. Полковник стоял навытяжку, растерянно глядя на кардинала, и думал: "Кто из нас двоих лишился рассудка - я или он?" - Вы просите, - продолжал Монтанелли, - чтобы я дал свое согласие на смерть человека. Поцелуйте же крест, если совесть позволяет вам это сделать, и скажите мне еще раз, что нет иного средства предотвратить большое кровопролитие. И помните: если вы скажете неправду, то погубите свою бессмертную душу. Несколько мгновений оба молчали, потом полковник наклонился и приложил крест к губам. - Я убежден, что другого средства нет, - сказал он. Монтанелли медленно отошел от него. - Завтра вы получите ответ. Но сначала я должен повидать Ривареса и поговорить с ним наедине. - Ваше преосвященство... разрешите мне сказать... вы пожалеете об этом. Вчера Риварес сам просил о встрече с вами, но я оставил это без внимания, потому что... - Оставили без внимания? - повторил Монтанелли. - Человек обращается к вам в такой крайности, а вы оставляете его просьбу без внимания! - Простите, ваше преосвященство, но мне не хотелось беспокоить вас. Я уже достаточно хорошо знаю Ривареса. Можно быть уверенным, что он желает просто-напросто нанести вам оскорбление. И позвольте уж мне сказать кстати, что подходить к нему близко без стражи нельзя. Он настолько опасен, что я счел необходимым применить к нему некоторые меры, довольно, впрочем, мягкие... - Так вы действительно думаете, что небезопасно приближаться к больному невооруженному человеку, к которому вы вдобавок "применили некоторые довольно мягкие меры"? Монтанелли говорил сдержанно, но полковник почувствовал в его тоне такое презрение, что кровь бросилась ему в лицо. - Ваше преосвященство поступит, как сочтет нужным, - сухо сказал он. - Я хотел только избавить вас от необходимости выслушивать его ужасные богохульства. - Что вы считаете большим несчастьем для христианина: слушать богохульства или покинуть ближнего в тяжелую для него минуту? Полковник стоял, вытянувшись во весь рост; физиономия у него была совершенно деревянная. Он считал оскорбительным такое обращение с собой и проявлял свое недовольство подчеркнутой церемонностью. - В котором часу ваше преосвященство желает посетить заключенного? - Я пойду к нему сейчас. - Как вашему преосвященству угодно. Не будете ли вы добры подождать здесь немного, пока я пошлю кого-нибудь в тюрьму сказать, чтобы его приготовили? Полковник сразу спустился со своего пьедестала. Он не хотел, чтобы Монтанелли видел ремни. - Благодарю вас, мне хочется застать его так, как он есть. Я иду прямо в крепость. До свидания, полковник. Завтра утром вы получите от меня ответ.
 

Предыдущая - Следующая

Главная