Часть первая СВОБОДНЫЙ ЯРЛ
Мир принадлежит тому, кто храбрее и сильнее.
Мы населяем море и в нем ищем себе пищу.
Бедный плывет за добычей, богатый - за славой.
Мы не спрашиваем, когда хотим
взять чью-либо жизнь и имущество.
Я с колыбели обрек свою жизнь войне.
Ты, трус, еще не видал человеческой крови.
Мы не воруем, а отнимаем.
Мы не верим ни во что, кроме силы
нашего оружия и нашей храбрости.
Мы всегда довольны нашей верой, и
нам не на что жаловаться.
Скандинавские саги
Весло ли галеры средь мрака и льдин,
иль винт рассекает море, -
у Волн, у Времени голос один:
<Горе слабейшему, горе!>
Р. Киплинг
Глава первая
1
Вестфольдинги, дети фиордов и потомки бога Вотана, которых новгородцы
зовут нурманнами, любят слушать песни своих скальдов, певцов-воинов.
Слушай песню скальда, и ты узнаешь о вестфольдингах не всю правду, а
хотя бы некоторую часть ее:
<Уже до рождения богов существовало море. Боги создали твердую землю
и стеснили море. Дважды в день вздымается море. Вал приходит с заката и
нападает на сушу. Море помнит свою былую власть. Когда оно видит в небе
Луну, оно поднимается еще выше. Оно хочет поглотить не только сушу, но и
Луну.
Пока живы боги, море бессильно. Но настанет неизбежный день битвы при
Рагнаради, в которой падут все боги и все герои. Тогда море получит
власть, поглотит сушу, и люди вместе со всеми животными погибнут. Когда
это случится? Даже боги не знают рокового часа Рагнаради. Без страха они
ждут. Обреченные, без надежды на победу, они будут сражаться и падут с
оружием в руках, как воины.
Среди детей фиордов боги любят только воинов. Боги ждут в Валгалле
тех, кто умирает в битвах, Герой поднимается в Валгаллу и там ждет
последнего боя, в котором он будет сражаться рядом с богами, подобный
богам. В ожидании равный богам герой пьет вино из волшебной неиссякающей
чаши, охотится на неистребимых оленей, медведей, кабанов. Обитатель
Валгаллы падает в бесчисленных схватках и поединках и снова воскресает,
чтобы бесконечно наслаждаться оружием и битвой. Такова судьба героя до
часа последнего боя при Рагнаради.
А пока море поднимается дважды в сутки. И отступает. В иных странах
между морем и сушей лежит пространство, которое по очереди принадлежит то
морю, то суше. В тех местах люди слабы, и их сердца трусливы.
В стране фиордов горы и скалы сами наступают на море. Они отражают
его нападения щитами берегов, рассекают острыми мечами мысов. Когда сын
фиордов вонзает стрелу в бушующее море, он видит волну, которая сжимается
от боли. Быть сильным и причинять другому боль и горе - в этом высшая
радость героя. Мир принадлежит тем, кто храбрее и сильнее.
Вотан - отец богов и людей фиордов. Для них он открыл Валгаллу и
только их ждет в ней. Люди фиордов - племя богов. Все другие рождены волей
низких богов, их кровь черна, они - ничто!
В начале времен Вотан победил гигантов и создал сушу. Его дети
повелевают сушей, и они владетели морей. Море - дорога для драккаров, и
они повсюду летят из страны фиордов и несут морских королей, ярлов -
князей фиордов>.
Так поет скальд. Он вдохновлен богом богов, повелителем Валгаллы,
отцом вестфольдингов Вотаном: так верят вестфольдинги, так верит и скальд.
Вотан, отец высшей расы, освящает насилие, вдохновляет воспевание убийства
и порабощения человека человеком.
Это не ново, но не устарело до наших дней, хотя больше никто не верит
в Вотана. Скальды нашего времени пользуются другим жаргоном, не столь
откровенным и не менее опасным. Быть может, более опасным...
2
Приливной вал, разбитый и рассеченный скалистым устьем фиорда, входил
вглубь, как входит в стойло укрощенная и покрытая бессильной пеной лошадь.
Слепой, он ощупывал берега, чтобы найти дорогу, и послушно нес длинный
драккар, который принадлежал свободному нидаросскому ярлу Оттару, сыну
Рёкина, сына Гундера.
Ярл стоял на короткой носовой палубке драккара. Под его цепкими
ногами поднималась искусно вырезанная, позолоченная чешуистая шея
чудовища. Она оканчивалась задранной головой, похожей и на голову
крокодила и на голову змеи. В разинутой пасти торчали настоящие клыки,
зубы моржей, а глаза из прозрачного янтаря с агатовыми зрачками мерцали
живым тревожным блеском.
Из далекой страны Греков, из Рима, и из еще более далеких мест
иноземные купцы привозили в Скирингссал костяные и каменные фигурки. Одна
из них и послужила образцом для устрашающего украшения <Дракона>, лучшего
драккара ярла Оттара.
<Дракон> оканчивался острым хвостом чудовища. Между шеей и хвостом
<Дракона> можно было сделать пятьдесят шесть шагов, а ширина драккара в
средней части равнялась десяти. Его костяк был собран из толстых дубовых
брусьев, правильно изогнутых опытными мастерами и навечно связанных
железными болтами и плетеньем из древесных корней.
От тяжелого бревна - киля с каждой стороны поднималась обшивка из
шестнадцати толстых досок. Доски находили одна на другую, и пазы
заполнялись просмоленными шнурами коровьей шерсти. Смолой же был щедро
пропитан и окрашен весь <Дракон>, кроме носового и кормового украшений.
Лев, тигр, медведь и кабан имеют каждый свой собственный запах.
<Дракон> повсюду нес тяжелый неизгладимый запах смолы, разлагающейся крови
и прогоркшего сала. Это собственный запах детей Вотана, племени фиордов.
Недаром в самую темную ночь, когда ветер тянет с моря на низкие земли,
чуткие псы заранее поднимают тревожный, жалобный лай.
Кожаными канатами, толщиной в руку человека, <Дракон> тащил за собой
пять громадных туш тупорылых кашалотов. Сплетенные из китовой кожи, эти
канаты были крепче железных цепей. Они держались за толстые кольца
гарпунов, глубоко всаженных в туши.
За устьем, в широкой части фиорда, прилив поднимал воду спокойно, без
волн. Кормчий Эстольд находился на своем месте, на короткой кормовой
палубе. Двое викингов, учеников и помощников Эстольда, держали длинное
правило руля, направляя драккар по кратким приказам кормчего.
Перед Эстольдом в круглой железной раме висел вогнутый бронзовый
диск.
Из дыр в бортах высовывались лапы и плавники <Дракона>, по
четырнадцати длинных весел с каждого бока. Гребцы сидели на поперечных
скамьях - румах в открытой средней части так низко, что их головы не были
видны над бортами.
Эстольд часто бил в диск. Звонко-пронзительные удары давали гребле
стремительный темп. Вдруг кормчий ударил дважды подряд. Правая сторона
продолжала грести, а на левой все весла, точно связанные, одновременно
опустились и уперлись в воду. <Дракон> повернул на хвосте, как рыба.
Тяжелые туши кашалотов, разогнанные быстрым бегом драккара, помчались
к берегу. На <Драконе> освободили канаты, и громадные морские звери,
теснясь, как живые, выскочили на мель.
Эстольд безошибочно метко нацелился на широкую скалистую площадку,
которую покрывал прилив, а отлив оставлял сухой. Это место служило для
приема добычи, предназначенной для разделки.
Когда отец Вотан жил на земле, что, по верованиям племени, было тому
назад пятьдесят поколений, берега фиордов были ниже, чем теперь. Гордая
земля племени Вотана продолжает расти над морем.
На берегу ждали сто двадцать, а может быть, и сто пятьдесят траллсов,
одетых в короткие грязные рубахи, с коротко остриженными головами и
широкими железными обручами, заклепанными на шее.
Траллсы смело бросились в воду, ловили канаты и подтаскивали
кашалотов повыше. Работая все вместе, с полным единством, они разумно
пользовались последним дыханием прилива, чтобы облегчить свой труд.
Двуногие вещи, рабочий скот, который умеет запоминать приказания
викингов, понимать слова и произносить их, - траллсы очень удобны для всех
работ.
Берега фиорда были завалены тысячами костяков китов и кашалотов,
копившимися много лет. Громадные черепа и ребра, скрепленные с позвонками
еще не отгнившими хрящами, с висящими кусками черного мяса, были
лабиринтами, в которых можно и заблудиться.
В фиорде стояло густое, тяжкое, удушающее зловоние. Скалы, вода и
само небо - всё здесь разило смертью в ее самой неприглядной, самой
отталкивающей форме. Стаи обожравшихся воронов и ворон были не в силах
взлететь. Пресыщенные волки, не боясь траллсов, спали внутри черепов среди
гор костей.
В фиорде плавали громадные раздувшиеся внутренности морских зверей. С
чудовищным обилием падали не могли справиться даже рыбы: в водах
Гологаланда и акулы сделались разборчивыми.
Шло горячее время охоты на китов и кашалотов. Рук траллсов едва
хватало, чтобы брать с добычи нужные части: кожу и лучшее сало. Сало тут
же вытапливалось в огромных котлах, огонь под которыми разводился дровами,
щедро политыми тем же салом.
Дань моря... Киты и кашалоты плавали стадами в водах Гологаланда,
Страны света. Владения Оттара носили это имя потому, что, расположенные
дальше всех к северу, они больше всех пользовались бесконечными летними
днями.
Поблизости от владений племени фиордов нигде не было столько морских
зверей, как здесь. Оттар никому не позволил бы охотиться в его водах.
Первым из всех ярлов он брал дары моря и выбирал лучших животных из тех,
которые паслись на его лугах или спускались к югу.
На якорях, у входа в фиорд, остались еще восемь туш кашалотов и
девятнадцать китов. Они ждут следующего прилива.
Кожа кита лучше, и кит дает лучшее сало. Но в кашалоте есть
драгоценный кашалотовый воск, нежный, плотный, чистый белый жир. Его жадно
берут арабские и греческие купцы, которые приезжают в Скирингссал через
страну русских, Гардарику, через город Хольмгард-Новгород.
За кашалотовый воск купцы отдают красивые тонкие ткани, серебряные и
золотые ожерелья, браслеты, кольца, застежки, подвески, пряжки. Дают также
золотые круглые и овальные монеты с надписями не такими прямыми, как
священные руниры, но похожими на сплетения тонких червей. Для расчетов
золотая монета удобнее всего, а надпись не имеет значения.
3
Бревенчатый настил длинной пристани, сложенный из целых неошкуренных
стволов, опирался на лес свай из лиственницы, которая способна долго
стоять в воде, не подвергаясь гниению. Для большей устойчивости пристани,
а также для защиты в случае нападения на настил были навалены кучи камней
и возведены стены из бревен, образующие узлы сопротивления.
У пристани чуть покачивались три других драккара, собственность
Оттара. Кожаные причальные канаты были прикреплены к прикованным на
столбах кольцам, величиной с колесо телеги. Другие борта заботливо
оттягивались на якорях, чтобы драккары не помяло о пристань. Самое
драгоценное достояние викинга - его драккары.
Умело направленный кормчим Эстольдом, <Дракон> медленно и точно
разворачивался правым бортом. Его ожидали три или четыре десятка викингов.
Они носили полное вооружение. Одни в броне с набедренниками и поножами,
другие в кольчугах с железными юбками, надетых на кафтаны, сшитые из кожи
бычачьих хребтин; все в простых или в рогатых шлемах. Это благородная
тяжесть, она не утомляет викинга.
Несколько траллсов поймали брошенные канаты и осторожно подтягивали
<Дракон>. Не дожидаясь, ярл прыгнул на пристань. В боевом вооружении он не
рискнул бы. Между бортом драккара и пристанью оставалось, по крайней мере,
пять шагов. Нет, скорее шесть, чем пять...
Оттар коснулся как раз крайнего бревна причала и задержался на миг.
Казалось, что он упадет между пристанью и драккаром, но он переступил
вперед. Стало очевидным, что ярл нарочно задержался на краю. Это была
своеобразная шутка, в духе викингов. А прыжок был не только силен и смел,
он был красив. Однако же это была лишь игра вождя, обдуманно утверждающего
свое превосходство, поступок человека, знающего, что на него смотрят, и
ничего не делающего зря.
Никто из викингов, встречавших <Дракон>, не пошевелился. Протянуть
руку сыну Вотана, если он не попросил об этом, значит усомниться в его
храбрости и силе, нанести тяжелое оскорбление.
Вслед за Оттаром прыгнули Галль и Свавильд, телохранители ярла.
Гиганты ростом и силачи, они были также и берсерками - воинами,
которых в бою иногда охватывало безумное опьянение убийством,
удесятерявшее силы. За беспричинные убийства, насилия и поджоги тинг
изгнал их и объявил вне закона.
Они нашли надежное убежище во владениях нидаросского ярла.
На обширной пристани не сделалось тесно, хотя к охране причала
присоединилось около сотни викингов, вернувшихся с моря. Каждый, не слушая
других и стараясь перекричать соседа, рассказывал о своих подвигах, о
брошенных с громадного расстояния гарпунах, о китах, убитых с одного
удара, об острогах, которые целиком ушли в тело морского зверя, об ударах
железной боевой дубины, разбивавших, как яйца, черепа кашалотов, о
стрелах, настигавших птицу под облаками...
Никто не противоречил самохвальству. Проявления силы и ловкости были
возможны, выражение же сомнения грозило злобной кровавой ссорой, а стычка
влекла риск наказания смертью, так как нидаросский ярл не допускал убийств
между своими. Но не следовало быть и излишне доверчивым - легковерие
вызывало обидные насмешки. Викинги были постоянно настороже, между ними не
было братства, товарищества, а только боевое содружество, в котором каждый
стоял за себя, а за других - лишь по деловой необходимости.
Больше суток на <Драконе> никто не спал ни минуты; все, не исключая
ярла, в свою очередь садились на рум и гребли в полную силу. Ничего не
ели, кроме случайного куска вяленого мяса - было не до еды, страсть
истребления владела добычливыми охотниками. С запасом пресной воды
покончили в первые же часы погони за морскими зверями. Однако никто не
выказывал нетерпения, каждый прославлял себя хриплым голосом, насильно
выталкиваемым из пересохшей глотки.
В сущности, во всем этом не было вымученной рисовки. Викинги умели
переносить настоящие лишения, не такие, как пустяковые неудобства короткой
охоты! И сейчас они могли бы без отдыха пуститься в открытое море.
Наконец шумная толпа направилась вверх по дороге, брошенной змеиными
петлями на крутой берег фиорда. Стража осталась на пристани.
Нет часа, когда на Гологаланд и на Нидарос не может налететь флотилия
любого свободного ярла, привлеченного запахом известного богатства Оттара.
На далеких мысах и вершинах, командующих подступами к фиорду, ждут дозоры.
Они бдительно следят за морем и поддерживают сухим топливом огонь в
очагах, укрытых от ветра и дождя. Охапка сырой травы или соломы даст
тревожный клуб черного дыма.
На берегах заготовлены нацеленные камнеметы и самострелы, готовые
послать камни и дротики в драккары нападающего, когда они появятся в горле
фиорда.
В фиордах нет ни войны, ни мира. Все зависит от трезвого, делового
расчета ярлов, стремящихся к своей выгоде. Здесь каждый за себя и каждый
на страже с ранней весны и до поздней осени, до темных дней зимы, которые
делают море слишком свирепым даже для морских драконов и приносят суше не
мир, а передышку.
Глава вторая
1
Чтобы преодолеть кручу, дорога от пристани делала четыре витка и
переваливала в долину, которая, сужаясь и расширяясь, врезалась в горы.
Это было надежное гнездо среди то голых, то одетых суровым темным лесом
возвышенностей. Они закрывали солнце. В долине утро наступало позже, а
ночь приходила раньше, чем в открытом море. Зато горд Оттара не так
страдал от северных и восточных ветров. Горы ослабляли силу зимних бурь, и
метели падали в долину Нидароса спокойными снегопадами.
Кто первым осел здесь, кто построил первую стену из бревен и кто
пробил дорогу в скалах?
Ярлу Гундеру, сыну Овина, отцу Рёкина и деду Оттара, понравился
дальний северный фиорд в те дни, когда кровавая ссора с ярлом Гальфданом
Старым вынудила Гундера, не менее храброго, но более слабого, покинуть юг
страны фиордов.
Ярлы Гундер и Гальфдан Старый оба происходили из великого рода
Юнглингов, от отца племени фиордов Вотана их отделяло сорок семь
сосчитанных поколений. Однако даже родные братья воюют и проливают кровь
друг друга, не теряя чести и славы. Итак, Гундер искал свободных мест - и
до сих пор у его внука Оттара есть только дальние соседи, а ближних нет.
Ближайший свободный ярл, такой же владетель своего фиорда и всех
прилегающих к нему земель, сидел в трех днях пути к югу от Нидароса. Пути
по морю: через леса и горы не было настоящей дороги!
А в двух днях пути несколько свободных бондэров своими руками
возделывали поля, ловили рыбу и били морского зверя. Бондэры - свободные
люди и владеют обработанной ими землей по праву рождения от племени
фиордов.
К северу же нет никого. К северу свободна вся земля и никому не
принадлежит, так как там живут лапоны-гвенны, люди низшей расы, с
желтоватой кожей и черными волосами, отвратительными для глаз детей
Вотана. Эти существа пригодны ярлу как траллсы, чтобы получать доход.
Гундер строил мало, у него было мало траллсов. Он ограничился
возведением палисада, бревенчатого дома для себя и для викингов и
несколькими хижинами для траллсов. Гундер был убит в набеге на варяжский
берег.
Рёкин нападал на земли фризонов, готов, саксов, англов, на франкский
и кельтский Валланд, на острова Зеленого Эрина. Господин многочисленных
траллсов, взятых в удачных походах, Рёкин возвел двойную стену, за которой
потерялся первый маленький горд нидаросских ярлов. На его месте Рёкин
построил длинный прямоугольный дом, вытянутый с восхода на закат, с
дверями на обоих концах. На восход - для женщин, которые должны
подниматься раньше мужчин, и на закат - для мужчин, обладателей женщин.
Рёкин умел отбирать в низких странах траллсов, знающих мастерство. Он
устроил кузницы, кожевни, столярни и поставил ткацкие станы, чтобы траллсы
работали, и склады для изделий, предназначенных к продаже. Дружина
богатого и сильного гологаландского ярла достигала внушительного числа в
двести восемьдесят викингов, для которых были построены удобные дома. Надо
знать, что в те времена двести викингов брали и грабили такие западные
города, как Нант, Руан, Шербур.
Следуя традициям племени богов, Гундер учил Рёкина с трехлетнего
возраста играть с птицами, ломать живые крылья и лапки, выщипывать пух и
вырывать перья. Ребенку приносили птенцов бакланов, гаг, чаек и крачек.
Когда он подрос, ему доставали взрослых птиц.
С шести лет Гундер брал сына в море и заставлял упражняться с
оружием, изготовленным по силе мальчика. Он учил его стоять часами с
вытянутой левой рукой, чтобы приучить к луку. Для большей действенности
полезного упражнения мальчик держал в кулаке палку, размеры и вес которой
постепенно увеличивались.
В десятилетнем возрасте Рёкин взял своего первого человека стрелой,
одиннадцати лет - мечом, а после тринадцати лет он потерял <благородный>
счет.
Так все ярлы и все викинги старались воспитывать своих сыновей. В
свою очередь, и Рёкин был настойчивым и внимательным отцом. Оттар оказался
способнее Рёкина. В семилетнем возрасте он для шутки пробил череп траллса
из пращи. Восьми лет он смертельно ранил на поединке мальчика, который был
старше его на два года. Викинг, отец убитого, признал честность боя. Его
сын славно поднялся в Валгаллу сказать Вотану, что в стране фиордов нет
недостатка в героях.
Оттару было десять лет, когда раздраженный шуткой отца подросток
бросился с драккара в море и доплыл до берега, хотя вода была холодна, а
берега не видно.
Одиннадцати лет Оттар участвовал в кровавом походе на англов и, еще
не имея силы мужчины, вел себя, как взрослый викинг. На обратном пути ему
поручили следить за взятыми траллсами. Драккары Нидароса догнала буря,
посланная вдогонку победителям-вестфольдингам длиннополыми колдунами,
которые читают заклинания, написанные римскими буквами на пергаментах и
бреют темя.
Дружина Рёкина поредела в схватках, едва хватало гребцов, волны
захлестывали перегруженные драккары.
Гребли без смены, ее не было, смены, оставшейся выкупом за богатую
добычу. Ярл Рёкин, как и все уцелевшие викинги, не выпускал рукоятки
весла. Буря бросила вестфольдингов к предательскому мелководью фризонского
моря, изменчивая крутая волна заставляла кормчих постоянно менять
направление, спасаясь от рокового удара в борт. Над головами гребцов
повисали, как натянутые струны, загнутые зеленые валы, и казалось, что
время останавливалось и вода не могла упасть. Потом драккар карабкался по
водяной стене, с которой на миг открывалась безбрежная даль бешеного моря.
Юноша Оттар занимался наловленными траллсами. Пленники были связаны
надежно: руки каждого были затянуты за спиной двойным узлом, в локтях и
запястьях, и подтянуты к пяткам, захваченным мертвой петлей. И каждый
траллс был прикручен к общему канату - живая бусина рабского ожерелья,
поплавок на сети... Были и женщины, но самая молодая и красивая все же
ценилась вдвое дешевле мужчины. Оттар разрезал ремень, нож входил в
окоченевшее тело пленницы, с безучастным взором молодого вестфольдинга
встречался другой взор. Когда последнее женское тело свалилось за борт в
водоворот под весла, Оттар огляделся. Буря не утихала, нужно было еще
облегчить драккар, и сын ярла принялся за мужчин. Пусть мужчины траллсы
ценились вдвое дороже женщин, они не могли сравниться со стоимостью
награбленных тканей, оружия, серебряной утвари! Но теперь Оттар выбирал.
Помня каждого пленника, он утопил землепашцев, но сохранил мастеров...
Из этого похода сын нидаросского ярла привез первое звено славы
хладнокровного и расчетливого викинга.
Рёкин любил сына и тщательно учил его искусству ярлов. Нельзя
забывать, что торговля может быть такой же выгодной, как война, а иногда
еще более выгодной. Следует торговать так же хорошо, как воевать. Торговля
похожа на войну, у них одна общая цель - выгода и только выгода. Песни
скальдов украшают жизнь, как насечка украшает доспехи, но сын Вотана не
должен забывать о необходимости постоянно увеличивать свое богатство...
Оттар знал, где и какие находятся земли, где и какие товары, где
выгоднее воевать, а где - торговать. Но самое лучшее было вызнать землю
торговлей, а потом взять все силой.
Рёкин умер от раны стрелой, когда его сыну исполнилось пятнадцать
лет. Отец оставил Оттару фиорд с обширными землями, данников
лапонов-гвеннов и дружину, поклявшуюся на оружии хранить молодому ярлу ту
же верность, с которой они служили отцу.
С тех пор минуло одиннадцать лет.
2
Оттар прошел через ворота в бревенчатом тыне по подъемному мосту.
Старый Гундер неудачно выбрал место для горда, и Рёкин не сумел исправить
ошибку: ров оставался почти сухим. Его питал отвод из пробегавшей по
долине речки, но почему-то вода уходила в почву раньше, чем как следует
наполняла ров.
<Не ров, а канава>, - с досадой подумал Оттар. Среди траллсов не
находилось ни одного, кто взялся бы добыть воду для рва, хотя Оттар обещал
сломать ошейник удачливого строителя.
По обычаю отпущенник получал кусок земли господина и право
возделывать ее, пока он не накопит достаточно, чтоб выкупить и землю.
Завидная, редкая доля! Ни Рёкин, ни Оттар не отпустили на волю ни одного
траллса.
Легкий ветер тащил смрад из фиорда. Из рва разило болотом и
нечистотами. Цепляясь за скученные строения богатого горда, вонь
смешивалась и застаивалась.
Молодой ярл устал, и его желудок сжимался от голода, однако он зашел
взглянуть, как подвигается работа в кузнечной мастерской. Оттар хотел
отвезти в Скирингссал несколько броней, изготовленных по образцу,
захваченному при последнем набеге на Валланд.
Броня была из жесткой кованой меди. Две части закрывали спину и
грудь, соединяясь на боках искусно сделанными застежками. С плеч
спускались пластины на кольцах для крепления поручей. Локоть скрывала
чешуя, а пальцы - чешуйчатые рукавицы. Все сочленения хитро защищались
толстыми пластинками, которые не мешали движениям, но были способны
принять удар меча и даже топора. А самое замечательное - украшения, не
менее ценные, чем броня. На груди серебряная и золотая насечка изображала
орла со змеей в когтях. На спине красовалась неизвестная птица с громадным
распущенным хвостом. Пластины на плечах имели форму рогатых ящериц.
При разделе добычи между викингами и ярлом эта броня обошлась Оттару
в сорок траллсов. Ее оценили бы еще выше, но она оказалась слишком малого
размера, пригодная только для юноши или женщины.
Нидарос обладал самыми умелыми кузнецами-траллсами по сравнению со
всеми фиордами, вплоть до Варяжского моря. Две брони уже были откованы.
Они - настоящего размера, за каждую дадут, по крайней мере, цену
шестидесяти траллсов. Ярл хотел взглянуть, как подвигается работа над
украшением доспехов. Красота имеет высокую цену.
В кузнечной мастерской шла усиленная работа. Ударяли большие молоты,
четко звенели малые. В горнах пылало синее и желтое пламя. Кто-то крикнул,
и все замерли в тех положениях, в каких каждого застало появление
господина.
Оттар подошел к высокому полуголому человеку с коротко остриженной
головой. Длинная черная борода траллса лежала на его тощей грязной груди,
как кусок свалявшейся шерсти.
- Почему же ты бездельничаешь? - крикнул ярл. Он сразу заметил, что
на верстаке, среди инструментов для гнутья и чеканки металлов, лежал
темный череп брони в точно таком же виде, в каком ярл видел его два дня
тому назад.
Подскочил траллс, на обязанности которого лежало наблюдение за
работами в мастерской. Ярл хлестнул его по щеке концами пальцев.
- Он не хочет. Я наказывал его плетями. Я лишил его воды и пищи, но
он не хочет, - оправдывался надсмотрщик с таким лицом, точно Оттар и не
ударял его.
Ярл медленно поднял руку над присевшим в ужасе надзирателем.
Надсмотрщики дешевле мастеров. Один удар кулаком в висок...
Спасая свою жалкую жизнь, траллс успел прошептать:
- Он говорит, что хочет умереть!..
Это было серьезное обстоятельство, и рука ярла медленно опустилась.
Иногда среди траллсов вспыхивало особенное безумие, заразительное и
разорительное. Иной раз было достаточно одному показать дурной пример, и
начиналась страшная болезнь. Траллсы душились, резались, кидались с круч,
топились с камнями на шее, набрасывались на вооруженных викингов. Они даже
восставали - бессмысленно, без надежды на свой успех, разоряя господина.
- Веди его за мной! - приказал надсмотрщику Оттар.
За дверями кузницы ярл остановился размышляя. Он страстно желал
наказать непослушного. Он вырвет ему зубы и вобьет их в череп, сорвет
ногти, сломает кости, вывернет суставы, сдерет кожу. Умелой и медленной
пыткой он заставит выть каждую жилку этого ничтожного грязного тела!..
Но... все же это будет исполнением воли траллса, и траллс умрет. А
кто будет работать над доспехами, когда не станет лучшего мастера, которым
владел Нидарос? От злобы Оттар прикусил ноготь большого пальца.
Взбунтовавшийся раб стоял, согнув спину, как за верстаком, вялый и
безразличный. Он терпеливо ожидал прихода желанной смерти в любой форме,
самой ужасной - лишь бы не жить.
Нет, ты очнешься!
Любопытные викинги ждали решения ярла.
- Веревок и лошадей! - приказал Оттар. - Четырех лошадей.
Радостно оживившиеся викинги побежали в конюшню. Вот и потеха! И
можно поспорить, побиться об заклад, что оторвется раньше: какая рука,
ступня, нога? Осужденный траллс не шевелился, как глухой.
Привели лохматых толстоногих лошадей. Южного наездника могли обмануть
их седлистые спины, толстые короткие шеи, тяжелые головы. На самом деле
лошади викингов были неприхотливы, сильны и неутомимы.
Готовя на ходу скользящие петли на ременных веревках, викинги подошли
к траллсу. Другие набрасывали упряжь на лошадей, таких же безразличных,
как траллс.
Останавливая приготовления к забаве, Оттар поднял руку:
- Привести всех остальных кузнецов!
Сбившись в тесную кучу, прячась один за другого, из замолкнувшей
кузницы выбрались рабочие с ошейниками на шее. Надсмотрщик вытолкнул
последних ударами ноги и плети.
Оттар наблюдал за осужденным. Траллс поднял голову и посмотрел на
товарищей. Жизнь мелькнула в тусклых глазах кузнеца, и он чуть кивнул
кому-то в жалкой кучке. Оттар поймал движение и заметил лицо юноши,
который плакал не таясь.
- Этого, - ярл указал пальцем, - этого! Сюда!
Когда надсмотрщик выхватил юношу из кучки траллсов, кузнец сделал
движение, будто бы он мог помешать. Оттар ударил осужденного, и тот упал
на спину. Один из викингов поставил рабу ногу на грудь и не дал подняться.
Надсмотрщик подтащил юношу и, стараясь угадать волю господина,
заглядывал Оттару в глаза. Надсмотрщик выделялся среди остальных траллсов
сильным телом. Ему доставался первый кусок, он ел больше своих
подчиненных. Щека, по которой ударил Оттар, успела вздуться, и опухоль
подошла к глазу. Казалось, что надсмотрщик хитро подмигивает.
- Сначала этого лошадьми, - спокойно сказал Оттар. Радуясь усложнению
забавы, викинги сбили юношу с ног и затянули петли на щиколотках и
запястьях.
Свавильд и Галль яростно заспорили. Каждый вздумал заменить собой
лошадь и тянуть вместо нее. Силачи толкались и свирепо задирали бородатые
головы. Товарищи помирили побратимов:
- Тяните оба! Тут-то все и увидят, кто кого перетянет. - И тут же
викинги начали выкрикивать ставки на Свавильда и на Галля, чтобы еще
больше их раззадорить.
- Ну, ты будешь громко петь! - обратился к юноше Эстольд. - Я
присмотрю, чтобы они не слишком торопились.
Из дома вышла Гильдис, жена Оттара, дочь ярла Бьерна, сына ярла
Пардульфа. Высокая, стройная, со светлыми толстыми косами, перевитыми
шелковыми лентами и закинутыми на грудь, с золотым обручем на лбу,
окруженная свитой из дочерей и жен викингов, она казалась королевой.
Право же, в этом далеком фиорде так мало развлечений...
- Меня, меня казните! - вопил непослушный траллс-кузнец, хватаясь за
тяжелую ногу викинга. - Не троньте мальчишку, он ни в чем не виноват!
- Поставьте его на ноги, пусть он видит, - приказал ярл и обратился к
мастеру: - Ты подал первым пример неповиновения. Но ты умрешь последним.
Сначала - все они, - Оттар указал на товарищей траллса.
Среди женщин раздались дружные вздохи и восклицания восхищения.
С неожиданной силой кузнец вырвался, бросился к ярлу и обнял ноги
господина.
- Прости, прости! - молил он с дикой силой и красноречием отчаяния. -
Они невиновны. Я был безумным, но я опомнился. Клянусь, клянусь! Я буду
работать, я сделаю тебе лучшие доспехи, лучшее оружие. Таких не видел еще
ни один человек. Я умею, я умею!
- Уведите лошадей, - сказал ярл, - справедливое наказание отложено на
время.
Оттар не гордился победой над рабом. Ярл всей душой презирал траллсов
- людей, которые и на своих землях, на свободе, были способны лишь
работать: презренен труд человеческих рук. Он хорош только для тех, кто
пользуется его результатами, но не для того, кто трудится сам.
Сам нидаросский ярл умел делать многое. В набегах и походах не
приходится таскать с собой слуг. Викинг сам гребет на драккаре, пока не
отвалятся руки, чинит оружие и доспехи, рубит деревья, обдирает и варит
дичину. Но это благородный труд сына Вотана.
Женщины удалились, не скрывая своего разочарования. Оттар посмотрел
им вслед с очевидной, но молчаливой иронией. Женщина легкомысленна даже в
том случае, когда она рождена от Вотана. Страсть к развлечениям угнетает
женщину и лишает ее разума. Только мужчина способен познать чистую радость
наслаждения победой ума и выгодным делом. Когда ярл ушел, кормчий Эстольд,
друг преждевременно погибшего Рёкина, связанный с родом Гундера клятвой
крови, торжественно обратился к другим викингам:
- Клянусь священными браслетами Вотана, молотом Тора и моим мечом!
Наш ярл так же мудр, как смел. И так же смел, как мудр.
Глава третья
1
Между горами и пригорками, между речками, реками и ручьями, около
озер и болот, в долинах и ущельях, среди корявых сосен, густых низкорослых
елей, чахлых берез, ив и черной ольхи живут желтокожие и черноволосые
лапоны-гвенны.
Зимой они выбирают закрытые от ветра долины, чтобы олени могли
достать себе из-под снега пищу - белый мох ягель и сухую траву. Летом они
кочуют на пастбищах, где олени откармливаются и набираются сил для
вынужденных зимних голодовок.
Олени - все для лапонов, и их хозяева сами себя зовут не лапонами и
не гвеннами, а оленными людьми.
Для оленных людей в ручьях, речках, озерах и болотах есть разные рыбы
и выдры. Среди деревьев живут тетерева, белые куропатки, красные лисицы,
белые лисицы, черные медведи, бурые соболя, рыжие куницы. Весной прилетает
много птиц с перепончатыми лапками, которые дают яйца и пух. Все это
друзья или почти друзья. Враги - это волки. Летом одиночные волки нападают
на стада и похищают малых, слабых оленят. Зимней ночью волки сбиваются в
большие стаи и стараются сразу лишить человека всех оленей. Нельзя крепко
спать, нужно сторожить оленей с помощью верных товарищей - чутких и зорких
собак. Когда человек не ленится, даже волки не в силах сделать слишком
много зла...
Рядом с землей течет большая соленая вода. На высоких крутых берегах
гнездятся прилетные птицы. Их так много, что скалы белеют от помета. Птицы
устилают гнезда мягким пухом и кладут вкусные яйца. Ловкий и смелый
человек лазает за ними по скалам.
В соленой воде еще больше рыб, чем в пресных ручьях и озерах. Нужно
знать время, когда рыбы подходят к берегу. Рыбу достают острогами с
костяными наконечниками с лодок, сделанных из ивовых прутьев и кож. В
такой лодке легко перевернуться, но так же легко опять поставить лодку
прямо. Она не тонет, она сверху затянута кожей, которую человек завязывает
вокруг пояса, и вода не проникает внутрь. Только лапоны умеют плавать в
таких лодках.
По соленой воде плавает много громадных зверей. Очень умелый и
храбрый человек с очень острой острогой может подплыть к морскому зверю,
ударить его под лопатку и достать сердце. На такое дело решается не
каждый. У зверей толстая шкура и много жира под шкурой, их трудно пробить.
И нелегко увернуться, когда раненый зверь бьет хвостом...
На китов нападают с железными гарпунами. Железные гарпуны, железные
ножи, котлы для варки пищи, наконечники для копий и стрел, которыми хорошо
валить медведей и бить волков, оленные люди доставали у людей фиордов,
обитающих на юге.
Прежде оленные люди летом кочевали на юг и там менялись с высокими
светловолосыми людьми фиордов, у которых на лицах растут густые волосы, а
не редкие и черные, как у оленных людей.
Так было до того времени, когда в Нидарос приплыл Гундер на больших
деревянных лодьях, похожих на чудовища, которых человек видит только в
страшном сне, в ночи голодовки. Гундер построил дом над берегом Нидароса и
менял железные вещи на меха, пух и кожи, которые приносили оленные люди.
Он требовал больше, чем те люди, похожие на Гундера, к которым прежде
ходили на юг оленные люди.
Но Гундер жил ближе, и пути на юг шли через Нидарос. Ярл приказал,
чтобы оленные люди не смели ходить дальше его дома. Несколько семей не
послушались. Но никто не вернулся: ни люди, ни олени, ни собаки.
Когда же другие оленные люди навестили Гундера, они увидели на острых
кольях его ограды ужасные сухие головы и узнали своих исчезнувших братьев.
Гундер сказал, что злые духи преградили прежнюю дорогу на юг. Злые духи
убили людей и прислали ему головы, чтобы он показал их лапонам-гвеннам и
предупредил их никогда больше не ходить южнее Нидароса. Не Гундер ли убил
людей? Нет, конечно, нет! Ведь он сказал, что злое дело совершили злые
духи. Не выдумал же он.
Ноанды-колдуны били в бубны, раскрашенные кровью медведя, сваренной
вместе с корой черной ольхи и оленьей кровью. Ноанды надевали священные
маски из березовой коры, устрашающие злых людей и злых духов, навешивали
гремучие пояса и ожерелья из сухих позвонков осторожных выдр, смелых
горностаев и свирепых соболей и произносили заклинания. Ноанды зажигали
волшебные костры, вызывали злых духов и победили их всех.
Пять семей отправились первыми на юг по освобожденным путям через
горы. Скоро и их головы оказались на высоких кольях вокруг дома Гундера...
Гундер призвал лапонов и объяснил, что злые духи очень обиделись на
непослушных людей. Злые духи хотят перебить всех лапонов, и только Гундер
может их спасти, потому что злые духи боятся его одного. А за свое
спасение каждая семья обязана давать Гундеру в год пять соболей, или
песцов, или выдр, одну шкуру медведя, трех оленей и пять полных мер
отборного гагачьего пуха. Сначала лапоны думали, что за все это Гундер
будет давать им хорошие железные вещи. Но они ошиблись. Пока оленные люди
раздумывали и ждали, Гундер пришел вместе со своими викингами и напал на
лапонов. Из числа попавших в его руки Гундер убил каждого пятого мужчину и
объяснил оставленным в живых, что такова воля злых духов. Иначе злые духи
сами бы набросились на лапонов. Они хотят перебить у лапонов всех женщин.
Кто же тогда будет рожать детей?
Но если и дальше лапоны не будут слушаться Гундера, он будет
продолжать избиение мужчин, потому что он полюбил лапонов и хочет спасти
от мести злых духов хотя бы часть оленного народа.
Тогда лапоны поняли, что они обязаны слушаться Гундера, и привыкли
платить ему дань.
2
Гундер, который спас оленных людей от злых духов, исчез где-то в
соленой воде. Его сын Рёкин сохранил дань в тех же размерах, и лапоны без
спора платили дань. Так же было вначале и с сыном Рёкина, но внезапно
Оттар потребовал больше, да, гораздо больше.
Оттар захотел получать от каждой семьи, где есть взрослый мужчина, не
пять, а пятнадцать соболей, или песцов, или выдр, вторую шкуру медведя,
двойное количество пуха. И десять оленей. И, сверх того, по два каната
толщиной в руку, сплетенных из китовой кожи и длиной в сто двадцать
брассов, в двести сорок полных шагов!
Непонятно! Разве опять появились злые духи, как при Гундере? Но,
может быть, злых духов уже и нет? Как и люди, духи могли состариться и
умереть. Не ошибается ли внук Гундера? Оленные люди пришли к стенам горда
и спросили ярла обо всем этом. Оттар ответил, что злой дух лапонов - это
он сам! И он станет еще злее, если они откажут в послушании. И еще сказал
Оттар, что лапоны бьют морских зверей железными гарпунами, которые они
получили от Гундера, Рёкина и продолжают получать от него, от Оттара. Они
ловят пушных зверей железными капканами, едят пищу из железных котлов.
Откуда у лапонов все это: и железные копья для медведей, и железные
стрелы, которыми лапоны защищают от волков свои стада?
Сказав, что они будут думать, лапоны ушли, и ярл отпустил их мирно.
Это случилось недавно, быть может всего за месяц до дня, когда Оттар
потушил искру начавшейся было опасной болезни неповиновения среди
траллсов-кузнецов.
Оленные люди думали и думали. И нидаросский ярл, вернувшись с охоты
на морских зверей, думал о лапонах-гвеннах за трапезой в большом общем
доме своего горда.
Кресло ярла стояло на помосте, устроенном вдоль короткой стены зала.
Ниже него поместились кормчие Эстольд и Эйнар.
Напротив, в другом конце зала, на таком же помосте стояло точно такое
же кресло, предназначенное для почетного гостя или гостей. Редко-редко в
далекий Гологаланд заплывали другие ярлы.
Нужно было сделать почти сто шагов, чтобы пройти от одного почетного
места до другого - таким большим построил дом викингов Рёкин руками своих
траллсов.
Острая двускатная крыша, обычная во времена, когда очаги не имели
труб, а были, в сущности, кострами, имела необходимое в те годы
устройство. Верхняя крыша не доходила своими скатами до стен, а от стен,
под верхней крышей, были устроены навесы, которые, в свою очередь, не
достигали продольной оси зала. Таким образом, по всей длине и с обеих
сторон открывались длинные продухи, куда не мог попадать дождь и свободно
вытягивался дым очагов. Продольная матица верхней крыши опиралась на
столбы. Ряды столбов принимали навесы, проходили через них и служили
опорами свесов верхней крыши.
Зал был истинным сердцем горда. В нем, перед очагами, викинги ели,
развлекались, обсуждали свои дела, слушали ярлов. На стенах и на столбах
висело оружие, как в арсенале. У каждого викинга, входившего в
возглавляемое ярлом военное братство, было свое место на скамье, перед
столом, собранным из толстых досок.
Траллсы, под наблюдением женщин благородной крови, приносили на
деревянных блюдах жареную и вареную рыбу, говядину, конину, дичину. Тащили
миски с ржаной и овсяной кашей, с овощами, обходили столы с бочонками меда
и ячменного пива.
Между столами бродили волкодавы; псы рычали на траллсов и приставали
к викингам, дрались из-за подачек, привлекая общее внимание. Все говорили
сразу, и пронзительный визг побежденного не всегда пронзал людской крик и
гам.
3
Молча и жадно утоляя голод, Оттар рвал рыбу руками и отхватывал ножом
большие куски мяса. Птичьи косточки хрустели на его крепких зубах. Не
вытирая жирных губ, ярл опорожнял добытую у саксов золоченую чашу для
причастия по католическому обряду, взятую из аббатства в устье Темзы. Ярлу
неотступно прислуживал траллс, опытный дворецкий и бывший виночерпий
франкского графа Эрве, одного из валландских владетелей, ограбленного еще
Рёкином. Нидаросский ярл насыщался так, как едят вестфольдинги, умеющие
поститься неделями, но способные поглотить сразу количество пищи,
показавшееся бы чудовищно неправдоподобным обыкновенному человеку.
В кресле ярла хватало места для троих, но Гильдис, недовольная тем,
что острое и забавное развлечение не состоялось, злилась на мужа и
устроилась в другом конце зала, на помосте почетных гостей. Оттар забыл о
женщине. Постепенно сознание туманилось от мяса, меда, пива, но ярл,
побеждая опьянение силой воли, превращал хмель в буйство мысли. В его
возбужденном мозгу неслись картины яростных погонь, схваток, поголовных
истреблений. Отнюдь не бесцельных! Нидаросский ярл был жесток, как хорек,
и недоступен жалости, как акула, но его жестокость и склонность
наслаждаться страданиями людей были всегда подчинены холодному расчету,
выгоде. Он думал о непокорных лапонах-гвеннах, он искал способы подчинить
их без ущерба для численности данников Нидароса, и он, наконец-то, нашел!
Оттар яростно, обеими руками оттолкнул мешавшие ему серебряные блюда
с обглоданными хребтами рыб, костями конины, оленя, диких птиц. Он лег
животом на грязный стол и крикнул вниз Эстольду:
- Я знаю, как укротить лапонов! Понимаешь? Без драки. К чему
уменьшать доходы от данников? Ха-ха, слушай! - и ярл тихим голосом сказал
своему лучшему кормчему и помощнику несколько слов.
Эстольд оторвался от свиного бока, который он обгладывал.
Эйнар, не расслышав, что сказал ярл, ударял товарища кулаком в бок,
требуя объяснений, а Эстольд отталкивал его локтем. Слова Оттара
постепенно проникали в сознание. В густой рыжей бороде кормчего <Дракона>,
залитой салом, с налипшими кусками пищи, открылась широкая пасть с
твердыми желтыми клыками:
- Хо-хо-хо! - заорал Эстольд. - Клянусь Бальдуром, но ведь ты прав,
мой ярл! Ты прав, мой Оттар, прав как Судьба! Ы-ах!
И оба, глядя друг на друга, оглушительно хохотали. Постепенно они
привлекли к себе общее внимание. Крепкие напитки кружили голову, викинги
заражались весельем, не зная причины. Раскаты хохота потрясали крышу.
Заинтересованная Гильдис решила сменить гнев на милость и узнать
причину радости мужа. Но пока она пробиралась среди столов, пачкая длинный
бархатный подол о кучи объедков, с которыми не могли справиться
обожравшиеся псы, Оттар в последний раз опорожнил чашу и улегся спать
прямо на помосте.
Сказались утомление, и бессонница, и пресыщение. Молодой ярл дышал
могуче и ровно, как кузнечный мех. Сейчас его могло бы разбудить только
раскаленное железо. В поисках последнего сладкого куска, пес ярла забрался
на стол, показал зубы траллсу-мажордому, которого он так же презирал, как
любой викинг, потом спрыгнул вниз и заснул рядом с хозяином чутким сном
преданного сторожа.
Зал успокаивался. Одни викинги вышли, другие, как Оттар, заснули там,
где ели. Тишина нарушалась жужжаньем мушиных роев, ляском собачьих
челюстей, ловивших муху, храпом и вскрикиваниями тех, кого давили
вызванные хмелем и обжорством кошмары. Как всегда, сочился тленный смрад
из фиорда и из рва, смешиваясь под крышей зала с вонью грязных
человеческих тел и запахом жирной пищи. Это был своеобразный аромат,
знакомый викингам, многообещающий запах богатого и процветающего горда.
Глава четвертая
1
В горде Оттара находилось около двадцати лошадей, пригодных под верх;
в поход больше трех сотен викингов вышли пешком. Они двигались широким
шагом, его называли <волчий шаг вестфольдинга>.
Викинги умели ходить. На ровном месте они опережали лошадей, и
всадники рысили, чтобы не отставать; а на подъемах, в пересеченной
местности, в лесу и кустах конница не поспевала за детьми фиордов,
владеющими искусством похода.
Дорога поднималась по долине мимо пастбища свиного стада,
принадлежавшего Оттару. Заслышав чужих, одичавшие животные поднимали
длиннорылые морды и вглядывались в людей маленькими подслеповатыми
глазками. Сторожевые кабаны звучным фырканьем подали сигнал тревоги.
Матки, сопровождаемые прыткими полосатыми поросятами, бросились
бежать первыми. Молодые кабаны и свиньи отступили со злобной и разумной
поспешностью. Вожаки отошли последними.
Стадо выстраивалось подобно отряду воинов. В середину сбились самки с
детенышами, драгоценностью рода. Их окружили подросшие кабаны и холостые
свиньи. Матерые секачи уперлись головным отрядом, готовым не только дать
отпор, но и перейти в наступление. Это очень походило на боевой строй
хорошего, обученного войска. Приближаться к стаду было ненужной
опасностью, и викинги далеко обошли его. Один Оттар подъехал поближе. Ярл
с удовольствием рассматривал свиней, он видел в них сильное племя, смелое,
готовое к драке. Его собственность.
Издали было нелегко сразу отличить самцов от самок. Длинноногие,
поджарые, горбатые животные недоверчиво смотрели на господина. Морды с
мощными челюстями чем-то напоминали голову чудовища, украшавшую нос
<Дракона>. На острых спинах секачей торчала высокая щетина, жесткая, как
железная проволока.
В этом месте долины стадо обитало круглый год под присмотром
нескольких траллсов, белобрысых саксов-свинопасов. Саксы жили здесь же в
вырытой в склоне горы хижине-пещере. Свиньи считали это место своим и из
всех людей признавали только сторожей-саксов.
Свирепые матки гнездились в норах, отрытых в горных склонах. И когда
они сидели в убежищах с новорожденными поросятами, даже саксы не
осмеливались проходить поблизости - так яростно матери защищали свое
потомство. Раздраженная инстинктом, подсказывающим опасности жизни, свинья
при малейшем подозрительном шорохе выскакивала из норы, как камень из
камнемета, и горе тому, кого она находила!.. В летнюю пору ловли китов и
кашалотов свиней подкармливали мясом морских зверей, зимой - рыбой и
мясом, которое хранилось в глубоких ямах. Там оно медленно разлагалось,
делаясь для стада все более заманчивым лакомством. Свиньям же бросали тела
умерших траллсов - эти животные были своеобразным ходячим кладбищем.
По мере надобности свиней брали стрелами: особый вид такой охоты был
сопряжен с риском, что делало заготовку свинины любимым развлечением
викингов.
Любопытство всадника надоело одному из секачей. Громадный, черный от
налипшей грязи, он шагом вышел из строя и замер, шевеля ноздрями носа,
который был шире человеческой ладони. Привыкнув доверять больше, чем
глазам, своему тонкому обонянию, способному уловить приятный аромат
сочного корешка в земле, секач ловил запах Оттара.
Мешал мирный запах лошади... Вот и человеческая струйка... За матерым
кабаном пронзительно взвизгивали теснимые старшими поросята, огрызались
матки. Тревожно и густо хрюкали свиньи, взволнованные воспоминанием о
стрелах.
Раздраженный секач решил предложить человеку поединок, победить его и
съесть. Он с места поднялся галопом, увеличивая размах для одновременного
удара клыками и всей массой, равной массе лошади.
Оттар подпустил секача на несколько шагов, вздернул коня на дыбы и
повернул на задних ногах. Когда обманутый секач остановился, потеряв
противника, ярл был уже далеко. Присев и спрятавшись за стадом,
траллсы-свиноводы следили за ярлом. Саксы жили вместе со свиньями,
питались одной пищей, привыкли к животным и понимали их. Когда стадо
успокоилось и разбрелось, один из свинопасов издал ласковый, напоминающий
хрюканье зов. Секач ответил чем-то напоминающим длинный вздох, и человек
приблизился к чудовищному зверю. Кося умным серо-зеленым глазом в длинной
орбите с белыми ресницами, кабан приподнял губы, еще больше обнажив
кинжалы изогнутых бивней.
Сакс чесал бок развалившегося кабана. Он чесал изо всей силы острым
концом можжевеловой дубинки, иначе кабан не почувствовал бы дружеской
ласки.
- А если бы ярл не увернулся от тебя, Джиг? А? Джиг! Что бы ты с ним
сделал, Джиг? - спрашивал человек на саксонском языке, налегая на дубинку.
Джиг отвечал внушительным ворчаньем.
Сзади человека подтолкнул другой секач. Почти такой же могучий телом,
как вожак, и такой же смелый, он по праву хотел получить свою долю ласки и
послушать, о чем беседуют друзья.
- Эх, Джиг, глупый Джиг, - говорил человек своему любимцу, - если бы
ты пустил меня под твою шкуру! Если бы я был колдуном и мог поменяться с
тобой телом!..
2
За пастбищем для свиней, на обратном скате возвышенности, лежали
возделанные поля. Здесь выращивали рожь для лепешек, овес для каши и
коней, ячмень, из которого делали солод для пива, любимого напитка
викингов, предпочитаемого многими виноградному вину и меду. Отсюда горд
получал морковь, брюкву, редьку и вкусную желтую репу. Еще Рёкин снабдил
женщинами траллсов-земледельцев, чтобы они создали себе семьи. Это должно
было привязать траллсов к месту и, хотя бежать было некуда, сделать побеги
менее соблазнительными. На окраине усадьбы были поселены траллсы, взятые
на самых дальних берегах Валланда, к югу от саксонского острова. Они
говорили на своем особом языке, на их головах росли такие же черные
волосы, как у лапонов-гвеннов, но кожа была белой, а не желтоватой. На их
лбах, как и на лбах всех траллсов Нидароса была выжжена руна <R> - ридер,
начальная буква имени Рёкина. Их женщины носили тот же знак и дети -
вскоре после рождения.
Весной полевые траллсы на себе пахали поля. Летом они оберегали
посевы от птиц и зверей и ухаживали за ними, пропалывая всходы и таская
воду для поливки. Им было позволено возделывать для себя небольшие клочки
вдали от полей ярла, один раз в неделю ходить к морю ловить рыбу своими
средствами и пользоваться остатками мяса убитых морских зверей, однако без
малейшего ущерба для полей ярла.
На зиму полевые траллсы оставались в землянках около полей и жили под
снегом, как умели. Иногда недовольный плохой работой ярл вешал кого-нибудь
за шею на одном из трех высоких столбов среди полей. Тело запрещалось
снимать, оно должно было упасть само. Для назидания. Все остальные траллсы
горда, кроме свинопасов, завидовали полевым траллсам.
Застигнутые викингами земледельцы становились на колени и, прижав
крестом руки к груди, низко опускали голову. Черные головы торчали как
пеньки среди высоких, колосящихся злаков.
Викинги вытянулись по одному и прошли полями по тропинкам. Вид хлебов
обещал хороший урожай. Изредка кто-либо из викингов нагибался и срывал
василек. Цветы были редки, поля тщательно пропалывались.
Виселица с задранной опорой для веревки имела вид руны - каун. Не
боясь викингов, вороны продолжали сидеть. Тело повешенного слегка
поворачивалось, воздух сочил запах тления. Под виселицей рос особенно
сильный и густой хлеб; резко выделяясь своей высотой среди поля, он уже
наклонял наливавшиеся колосья.
Когда, замыкая строй, последним проехал ярл, стебли под виселицей
зашевелились. Показалась голова ребенка. Худое личико с неестественно
громадным лбом, изуродованным растянутым клеймом господина, повернулось
вслед господину. Черные глаза смотрели странным взором.
- Ссс... Жанна! Спрячься, дитя мое, спрячься, - позвал женский голос.
Голова ребенка скрылась.
Женщина, обнимая руками страшный столб виселицы, произносила слова
погребальной службы на латинском языке. Ребенок повторял их, не понимая.
3
На вторые сутки похода викинги заметили первые стада лапонских
оленей. Здесь викинги разделились на отряды по восемь-десять человек,
разошлись и продолжали движение общим направлением на север.
Они быстро проходили среди редких деревьев сосновых рощ и кривых
берез с темными, уродливыми стволами, в наростах и язвах. В сырых низинах
приходилось обходить частые заросли ломкой черной ольхи. Каменные склоны
затягивали густые мхи, подернутые кустиками костяники, облепихи, черники,
брусники, морошки с незрелыми ягодами. Горы разрезали Гологаланд сетью
невысоких хребтов, между которыми прятались сочные зеленые долины.
Солнце длинно кружило по небу, только прикасаясь к краю земли. Иногда
тучи закрывали неутомимое светило, падали быстрые летние дожди, и капли
сверкали на листьях и траве. Когда тучи стояли высоко, а солнце светило
снизу, с неба протягивались прекрасные радужные дороги валькирий. Небо
темнело, грохотал гром, сверкали молнии: это рыжий великан Тор несся над
миром, тешась бурей и играя в тучах золотым молотом. Могучий бог войны
любовался своими неутомимыми братьями-вестфольдингами.
Чем дальше викинги уходили на север от Нидароса, тем чаще встречались
лапоны и стада оленей. Лапоны выбегали из своих переносных кожаных чумов и
спрашивали друг друга:
- Куда они идут? Зачем идут? Почему они так торопятся?
Кто же мог знать?.. Стада нагулявшихся оленей паслись в радушных
долинах. Что же еще нужно для счастья оленных людей?
Викинги спешили волчьей поступью, за ними гнались тучи серых комаров,
как за оленьими стадами и за всеми, у кого в жилах течет алая теплая
кровь. Викинги стремились на север.
Оттар размышлял:
<Что там, на севере, в самом конце? Скальды поют о бездонной яме на
дальнем севере, в которой живет вместе с волком Фафниром злой бог красавец
Локи. Локи ждет в своем царстве Утгарде назначенного неизменной Судьбой
часа, когда он победит Вотана и всех богов и всех героев в последней битве
при Рагнаради... Скальды утверждают, что в бездонную яму Утгарда сливается
море. Действительно, море всегда течет мимо земли фиордов на север. В море
втекает много рек и речек из земли фиордов, варягов, франков, фризонов,
англов, саксов, готов и всех других. Вся вода уходит на север и никогда не
возвращается, ни летом, ни зимой. Скальды поют сагу о короле Гаральде
Древнем, который заплыл так далеко на север, что едва не был увлечен водой
в Утгард. На краю бездны весла гнулись в руках гребцов, и судьба зависела
от прочности куска дерева: сломайся хоть одно весло, и бездна поглотила бы
викингов!..>
Нидаросский ярл не может вообразить яму такой глубины, которая год за
годом поглощает море. Он не слишком верит скальдам и сагам. Быть может,
быть может... Неизвестное привлекает. А сейчас он займется глупыми
лапонами.
4
Костер из сучьев и бересты был разложен на вершине. Когда пламя
разгорелось, в костер бросили охапки сырой травы, и в небо поднялся столб
густого дыма.
Четверо викингов растянули свежую шкуру оленя и накрыли костер. Они
походя убивали лапонских оленей и ели сырое мясо, как часто делали в
походах.
Дым оторвался и унесся черным клубом. Чуть выждав, викинги сбросили
шкуру, не давая огню задохнуться. Так они повторяли раз за разом.
Вскоре такие же клубы дыма показались в разных местах. Повсюду отряды
викингов играли с огнем оленьими шкурами. Приказ летел по цепи, охватившей
земли лапонов-гвеннов.
Каждый отряд по пути замечал долины и луга, где паслись стада
лапонов. Начав обратное движение, викинги напали на оленей. Они не
убивали. Криком, улюлюканьем и мастерским подражанием волчьему вою, они
спугивали стада, и олени бежали перед загонщиками.
Викингам помогали щетинистые волкодавы. Поджарые злые лапонские
собаки храбро бились с пришельцами. Неравная борьба. Тяжелые псы были
защищены широкими ошейниками с остриями. Они сбивали защитников стад своей
тяжестью и убивали.
Навстречу викингам выбегали лапоны и умоляли прекратить жестокую
забаву. Тщетная просьба! Следовало сражаться. Разрозненные и застигнутые
врасплох лапоны не смели и подумать о бое. Не в силах расстаться с
оленями, лапоны бессильно бежали за викингами, на что-то надеясь. Викинги
шли и шли неутомимым волчьим шагом.
На громадной площади Гологаланда сотни тысяч оленей пришли в
движение. Их гнали на юг и одновременно оттесняли к морю. Загонщики не
давали отдыха животным, олени не успевали есть и пить. Первыми гибли
молодые оленята. Скорбный путь отметили трупы павших.
В сутках пути до Нидароса в условленном месте сошлись дороги всех
отрядов. Сколько оленей загнали викинги в громадную долину? Никто из них
не мог бы сосчитать, никто не знал таких чисел. Колыхалось море рогов.
Земли не было видно. Кое-где среди серо-коричневых тел измученных животных
выдавались скалы, как островки в океане. Ни пищи, ни воды... А дальше, к
западу, ждали головокружительные обрывы морского берега. Еще одно усилие -
и олени потекут вниз, как море падает в Утгард.
К ярлу робко приблизилась толпа отчаявшихся лапонов. Они поняли смысл
страшной затеи Оттара.
Запуганные, безоружные оленные люди ничком повалились перед ярлом.
Они бормотали рыдая:
- Отдай добрых олешков, отдай. На что тебе они? Мы принесем тебе
дань, которую ты назначил, прости нас, господин...
Оттар смотрел на лапонов-гвеннов, которые корчились у его ног как
черви: он покорил их силой своей воли, своего ума, сам, ни с кем не
советуясь, не имея примеров, и покорил навсегда. Хорошее, звучное слово -
навсегда...
Ярл подошел к лапону, который был впереди других, и приподнял ногой
его голову. Да, это один из вождей, как викинги называли глав лапонских
родов.
- Возьмите оленей. И помните: я ваш господин навсегда!
Оттар издали следил за лапонами, которые пытались разобраться в массе
животных. Слышались горестные и пронзительные крики: хозяева звали своих
любимых вожаков. Олени волновались, между животными могла вспыхнуть
губительная паника. Часть лапонов зашла со стороны моря, образуя цепь. Эти
люди жертвовали собой, если бы олени все же бросились к берегу. Другие
старались разделить животных и вытеснить их из страшного места, где была
похоронена навеки, навсегда мечта о свободе лапонов.
Оттар думал, - не может быть в мире людей, которыми нельзя научиться
управлять. Следует найти слабое место. Каждый человек чего-то боится,
каждый будет рабом из страха. Нужно узнать, что страшит. Тогда люди
делаются мягкими, как коса женщины, гибкими, как выделанная кожа.
Оттар знал, что лапоны сложат о нем песни и сказания, в которых
передадут детям детей своих детей предание о могучем и злом богатыре,
нидаросском ярле. Слава о нем пойдет в века...
Но Оттар думал об этом без увлечения и гордости. Он не искал
бесполезной для него лично, пустой славы и равнодушно относился к
преданиям - кроме преданий о его предках, которые были выгодны для него
самого, конечно. Сейчас он гордился своей обдуманной и хладнокровно
достигнутой <победой> над лапонами. Ведь он, Оттар, сделал то, до чего, он
знал, не додумались бы ни Гундер, ни Рёкин. И он обеспечил своим умом
постоянное, нарастающее богатство Нидароса.
Глава пятая
1
Ночи уже побеждали дни, приближалась зима. В Нидаросе кипела работа.
К пристани тянулись вереницы траллсов. Кипы пушнины, корабельные канаты,
плетенные из китовой и кашалотовой кожи, связки шкур, бочки топленого сала
и бочонки кашалотового воска, оленьи рога, копченое и вяленое мясо,
пресная и соленая сушеная рыба, железные изделия, оружие, доспехи,
деревянная посуда, выделанная кожа, моржовые клыки, тюки, ящики, товары,
товары...
Продукты труда траллсов, дань лапонов, плоды охоты ярла и викингов на
морских зверей, добыча, захваченная в весеннем походе на саксонский
остров...
И траллсы, лишние в хозяйстве, предназначенные на продажу. Они были
скованы по четверо и соединены общей цепью, чтобы никто не принес ярлу
убытка, вздумав утопиться в море.
Оттар проводил каждую зиму на юге, в Скирингссале. В Гологаланде
зимой нечего делать ни на суше, ни на море. Море слишком бурно, и ночи
бесконечны. Сидя в горде, можно пить вино, мед и пиво да под свист зимних
вьюг развлекаться придумываньем забав над траллсами - занятие для
женщин... Правда, можно ходить на лыжах, поднимать медведей, устраивать
облавы на волков и упражняться во владении оружием. Это больше подходит
для мужчины, но не для Оттара.
Некоторые ярлы отсылают свои товары в Скирингссал с доверенными,
кормчими, братьями крови. Но Оттар всегда плавал сам, как и Рёкин.
В Скирингссале собирается много ярлов. Там такой рынок рабов, как
нигде в мире. Там все восточные, новгородские, греческие, арабские,
болгарские купцы встречаются с западными купцами. В Скирингссале легко
продать и купить любой товар, увидеть любую вещь. И услышать обо всем, что
происходит на свете.
У владельца Нидаросского фиорда было очень много товаров, данники
лапоны-гвенны водились лишь в Гологаланде. Поэтому в Скирингссал уходила
вся флотилия и большинство викингов. Остающиеся охраняли горд и следили за
траллсами. Не только горд с его строениями, с мастерскими и всем
хозяйством был ценностью. В общем зале, под почетным помостом, на котором
стояло пышное кресло нидаросских ярлов, прятался глубокий, обширный
тайник. Как полководец держит до решающей минуты боя запасный полк, так и
Оттар хранил в тайнике достаточно ценностей, чтобы остаться в строе ярлов
после самой худшей неудачи.
Мало кто в горде знал тайник. Безусловно преданные кормчие драккаров,
эти заместители и наместники ярла, как Эстольд и Эйнар, несколько старших,
не по возрасту, а по боевым качествам и военным знаниям викингов и
телохранители, берсерки Галль и Свавильд, знали тайник и имели доступ в
сокровищницу.
Богатыри телохранители оставались на зиму в Нидаросе, как и несколько
десятков, подобных изгнанников тинга, получивших убежище у Оттара. В
Скирингссале их ждала виселица, они были вне закона, и Оттар ничем не мог
бы им помочь.
Оттар, Гильдис и Эстольд спустились в тайник. Галль и Свавильд
остались в зале охранять двери.
Под землей были стены и своды, сложенные из грубо отесанных камней
валландскими траллсами еще до рождения Оттара. Рёкин утопил каменщиков,
чтобы они не болтали.
Золотые монеты ждали своего времени в малых ларцах. Толстые, как
подошвенная кожа, тонкие, как ноготь на большом пальце руки, круглые,
удлиненные, квадратные и многогранные, или неправильные, как лепестки
цветов... Сплошные или пробитые дырочками, чтобы их подвешивали для
украшения или нанизывали на жилки для сохранения, золотые монеты были
разложены не по причудливым и непонятным знакам, которые они носили, а по
весу.
Серебряные бруски и обручи, ножные и ручные браслеты, круглые или
витые ошейники и куски толстой серебряной проволоки заполняли два высоких
ящика.
Золотые, серебряные и бронзовые украшения тела и одежды без цветных
камней или с зелеными, красными, синими и блистающе прозрачными камнями
хранились в медных плоских ящиках.
Огни восковых свечей в сыром неподвижном воздухе подземелья горели
ровно, но тускло. Сильно пахло плесенью. Гильдис рылась в драгоценностях,
выбирая. Драгоценностей было слишком много. Это затрудняло выбор и
раздражало женщину. Хотелось взять всё. Но к чему? В Скирингссале Оттар
купит новые украшения...
Оттар и Эстольд наслаждались осмотром оружия. Здесь были собраны
вещи, достойные мечты мужчины. Доспехи для защиты тела, цельнокованые и
наборные брони, кольчуги, наручни, поножи, шлемы, щиты, железные перчатки
и рукавицы, сапоги в твердой костяной и железной чешуе. Мечи, ножи,
топоры, дубины, копья, шестоперы, кистени, стрелы и другое необходимое,
чтобы нападать и побеждать.
Для предохранения металлов от ржавчины и деревянных частей от гниения
оружие и доспехи были покрыты толстым слоем вытопленного из внутренностей
китов жира.
Густая смазка смягчала очертания, делала железо тусклым, как глубокая
вода, медь темной, как запекшаяся кровь, и дерево черным, как агат. И при
желтом свете восковых свечей оружие приобретало таинственный, загадочный
вид. Оно заставляло мечтать о необычайных свойствах металла и формы,
манило взять в руки и наносить удары, рассекающие врага от головы до пят.
- Я слышал от одного греческого купца, - говорил Оттар, дружески
опираясь о плечо Эстольда, - что где-то живут люди, которые презирают
золото и признают одно железо.
- Я помню грека, - ответил Эстольд. - Он носил длинный плащ,
отороченный лисьим мехом. А его лицо не имело волос, как лицо женщины. Он
брился острым ножом, бездельник. Он продал тебе это, - и Эстольд указал на
тяжелый длинный меч с крестообразной рукоятью. - Да. Он говорил, что с
помощью хорошего железа можно набрать много золота, как я его понял. Он
набивал цену меча. Но этот меч хорош и без его болтовни.
- Он был прав, говоря о значении железа. А те люди, которые презирают
золото, глупы. Да и могут ли быть такие? Ты прав, купец выдумывал сказки,
чтобы повысить цену. Когда мне было десять лет, я думал так, как люди его
сказки. Ребячество! Железо служит мужчине для добычи богатства. Для потехи
можно сразиться несколько раз, из-за золота стоит биться всю жизнь.
- Так говорил и Рёкин, - заметил кормчий <Дракона>.
Гильдис приложила к груди Оттара тяжелое ожерелье из массивных
золотых дисков, служивших оправой для зеленых и синих камней.
Оттар улыбнулся жене. Да, ожерелье великолепно, а он совсем забыл о
нем.
Вместе с Гильдис ярл рылся в драгоценностях. Оттар любил золото и
красивые вещи не только за приобретаемую с их помощью власть. Он тщательно
выбрал себе браслеты для рук, цепочки для меча и ножа, застежки для
парадных плащей и украшения для рукавов суконных кафтанов. Молодой ярл
умел довольствоваться обычным костюмом викинга, штанами из козьей шкуры и
грубым кожаным кафтаном. Всему свое время и место, Скирингссал - не палуба
драккара, и там бедность одежды ярла приписывают неудачливости в набегах и
неумению в торговых делах. Люди глупы.
Наверху Свавильд и Галль переругивались через весь длинный зал.
Друзья и побратимы, которые не могли провести дня без спора, орали во все
горло. Им надоело ждать, ярл уезжал на всю зиму, а для них Скирингссал был
запрещен навсегда...
Эстольд набивал золотыми монетами кожаные мешочки, удобные для
ношения под кафтаном. Этой зимой предстояли большие расходы.
2
С началом отлива флотилия Нидароса тронулась от пристани. Первым
отвернул <Морской Змей> на десяти парах весел, вторым двинулся <Волк> на
восьми парах. Эти старые драккары не раз повидали берега Валланда,
Саксонского острова, островов Зеленого Эрина, берега фризонов, датчан,
готов, варягов.
Гундер без пощады гонял <Змея> и <Волка>, но не мог утомить их.
Заменялись бортовые доски, пробитые камнями из камнеметов и дротиками из
самострелов, расщепленные зубами кашалотов, клыками моржей, хвостами
китов. Изношенная дубовая древесина обновлялась, драккары наново
пропитывались горячей смолой и ворванью: <Змей> и <Волк> молодели, они
носили по морям уже третьего господина. Именно им и был обязан богатством
и властью род Гундера, династия нидаросских ярлов.
Старшим был <Змей>. Будучи первым достоянием деда Оттара, <Змей>
помнил и первый поход молодого Гундера. Сорок семь викингов пустились на
<Змее> в отчаянно смелый набег, ярл был сорок восьмым.
Кормчий имел право на три доли добычи, <Змей> - на двадцать, по две
на каждый рум, и все остальные бойцы - на одну.
К земле фиордов вернулись двадцать четыре викинга из сорока восьми,
но <Змей> был цел, а добыча стоила потерь. На обратном пути Гундер один
греб парой весел! Все доли справедливо разделенной добычи увеличились,
доля <Змея> - тоже. Из добычи <Змея> родился <Волк>. Рёкин дал им товарища
- <Орла> с двенадцатью румами, с двенадцатью парами весел, а Оттар сумел
прибавить <Дракона> с четырнадцатью румами. Драккары Нидароса составляли
семью из трех поколений. Они выходили в море в порядке старшинства.
Крепкие, вместительные... Но если бы можно было нагрузить их лишь одними
сухими черепами людей, погубленных для выгоды Гундера, Рёкина и Оттара,
вся флотилия владетеля Нидароса пошла бы на дно, будто налитая свинцом.
В суженном устье фиорда отливное течение бурлило, как из-под
мельничного колеса. Требовалось все искусство кормчих, задача которых
осложнялась и тяжелой нагрузкой драккаров и баржами, которые тянулись на
канатах.
На баржах находились менее ценные товары: сало, шкуры, вяленое мясо,
рыба, изделия столярен. Баржи были крепко сколочены траллсами-плотниками.
Грубые суда будут проданы в Скирингссале вместе с другими товарами.
Викинги считали для себя унизительным плавать на баржах: там у рулей
были прикованы траллсы, обязанные следить за знаками кормчих.
Северный ветер катил крутую короткую волну, срывал гребни, белил
море. Баржи то натягивали канаты, резко вырывая их из воды, то опять
топили. Чтобы смягчить рывки, кормчие меняли темп гребли.
Флотилия уходила в открытое море, порывистая береговая волна
сменялась размеренной и длинной. Северный ветер благоприятствовал. На
драккарах поднимали мачты, обычно лежавшие на дне, чтобы не мешать
гребцам.
Драккары несли по одной мачте с парусом, прикрепленным к рее более
узкой стороной, а широкой обращенным вниз. Паруса сшивались из черных и
красных полос толстого полотна, привозимого из Хольмгарда-Новгорода или
тканного в Скирингссале из новгородского льна. Быть кормчим - высокое
искусство. Берега земель изрезаны мысами, заливами, бухтами, а в воде
сидят рифы и мели, опасные как враг, затаившийся в засаде. Одни
нетерпеливо высовывают в часы отлива зеленоволосые морды и серые спины,
другие никогда не показываются, но они здесь и жадно ждут.
От движения драккара берега меняют очертания, подобно бегущим тучам,
а кормчие должны знать их, как знают лица друзей и уловки врагов.
Когда Медведь превратится в Жабу, пора отойти от берега и править на
Человека. А когда Человек начнет исчезать, уходи прямо в море и плыви,
пока не увидишь Башню. Это знак, что пора положить руль на левый борт и
грести до мига, в который из моря высунутся Три Рога... И так неделя за
неделей. Приметы берегов сосчитаны, узнаны и навечно уложены в памяти.
Кормчий знает все ветры и предсказывает перемены погоды. Глядя на
воду даже у чужих берегов, он правильно судит о глубинах и безошибочно
догадывается о близости суши. Недаром кормчий имеет право на три доли,
даже если он не сходит на берег, не принимает участия в бою и в захвате
добычи. В море власть кормчего равна власти ярла.
Викинги гребут сменяясь. На каждом руме сидят четыре викинга, по два
на весло. Прикоснуться к веслу драккара - это высокая честь. Если случай,
необходимость или воля ярла посадят на рум даже клейменого траллса, он,
взявшись за весло, делается свободным человеком навсегда. Скальды
воспевают героев, которые умели грести от восхода и до восхода солнца. О
Гундере. Великом Гребце, который мог сразу грести парой весел, сложены
длинные саги.
Рассказывают, что греки и арабы сажают к веслам рабов и приковывают
их к румам, как викинги приковывают траллсов к рулям барж. Слыша об этом,
дети фиордов презрительно издеваются над воинами с нежными ладонями,
боящимися весла. Таких легко побеждать. В решительную минуту, когда от
гребца зависит все, раб не будет грести до последнего вздоха, как викинг.
Держать на румах траллсов - готовить врага, который ждет минуту, чтобы
перерезать господину подколенную жилу.
Слово <вик> значит вертеть, <инг> - тот, кто держит весло. Соединение
этих двух слов образует название людей, плавающих в морях за добычей.
Викинги. Они населяют море и в нем ищут себе пищу. Но не рыбной ловлей или
охотой на морского зверя! Сами викинги говорят о себе так:
<Мир принадлежит тому, кто храбрее и сильнее. Бедный идет в море за
добычей, богатый - за славой и властью. Мы не воруем, а отнимаем, и это
благородное дело мужчины. Мы не спрашиваем ни о чем, когда берем чью-либо
жизнь и имущество. Мы не верим ни во что, кроме силы нашего оружия и нашей
храбрости. Мы всегда довольны нашей верой, и нам не на что жаловаться...>
Викинги гребли и гребли. От Нидароса до проливов в Варяжское море с
попутным ветром дней двадцать пути, а с противным - все тридцать. От
проливов до Скирингссала - дней шесть...
|